Получив столь важные сведения о казнях в городе, Маяс понял, что если его (не дай бог) обвинят в том, что он - чернокнижник, он не должен отрицать своего знакомства с грамотой.
К сожалению, алхимика всегда могли обвинить в том, что он чернокнижник, и потому предварительная информация о том, чем это чревато, никогда не могла быть лишней.
Но разумное использование алхимии должно было лишь помочь, а не погубить, и потому Маяс решил на некоторое время остановиться в этом городе, который, скорее всего, как и любой город, нуждается в его знаниях.
Деньги, которые заплатил Маясу бывший тогда наследным принцем нынешний король Вулдахории, остались в Вулдахорской казне, куда король их поместил на сохранение, пока Маяс проводит в башне свои научные исследования. Так как процесс научного познания бесконечен, то король Вулдахории не планировал отдавать какую-либо часть денег своему бывшему придворному лекарю, который, кстати, уехал, даже не попрощавшись. Потому в карманах у Маяса не было ничего, кроме трав, минералов, изготовленных уже порошков и нескольких булыжников. Зато у него был осел.
Осел, как мы уже сказали, имел малопривлекательный вид и вряд ли мог бы послужить подспорьем для Маяса. Продать осла было практически невозможно, ибо любой, кто согласился бы взять эту образину, потребовал бы денег за такую услугу. Потому Маяс решил сделать из осла невиданное животное.
Он отвел его в самый темный и безлюдный квартал города и, привязав осла к вбитому в землю колышку, начал приготавливать чудодейственные препараты. Пока препараты шипели, булькали и выпускали в небо фиолетовый дым, Маяс обрезал ослу уши, несмотря на жуткие возражения последнего, что придало животному внешний вид карликовой лошадки неизвестной породы.
Препараты были приготовлены со всей тщательностью. Когда-то Маяс уже готовил такой препарат для одного экстравагантного поэта, жутко желавшего иметь в своем стойле Пегаса, которого он хотел сделать из своей лошади. Тогда Маяс и изготовил этот чудесный препарат, но допустил некоторые просчеты в соотношении исходных веществ и в дозировке, в результате чего накаченный микстурой конь, в самом деле, подпрыгнул выше крыши, но тут же трупом упал на землю. Видимо это было связано с тем, что у него не успели вырасти крылья, или причинной явилось то, что душа мерина не была подготовлена к поэтическому полету.
Но теперь Маяс учел все просчеты, а также исправил все ошибки в составе препарата и существенно сократил дозу, учитывая, что ишак значительно меньше коня.
Разочарованию Маяса не было конца, когда влитый в пасть осла бальзам не оказал своего запланированного действия. Ишак сначала позеленел, затем стал фиолетовым, затем, наконец, синим. Глаза его налились кровью и челюсти выперли изо рта настолько, что осел казался кровожадным чудовищем неизвестной породы. Но самое ужасное было то, что при каждом выдохе ишак изрыгал из себя огонь, что явно создавало пожароопасную обстановку.
Расстройство Маяса длилось не более минуты, ибо после первого выброса пламени из ослиного рта он понял, что создал нечто намного лучше всякого Пегаса. Перед ним стояло животное, сочетавшее в себе одновременно внешние качества дракона и конька-горбуна. Невероятный синий цвет придавал животному вид существа из потустороннего мира. В результате всех немыслимых преобразований, всякие следы кожных заболеваний осла исчезли, но даже в таком виде, конечно, ныне покойный известный нам староста деревни вряд ли согласился бы его съесть, настолько жуткое зрелище представляло собой это чудовище. Но зато можно было быть уверенным, что на такое чудо природы всегда найдется покупатель.
И это в самом деле оказалось так. Маясу потребовалось не более часа для того, чтобы продать животное какому-то заезжему купчишке, строившему из себя большого оригинала и решившего удивить своих соотечественников огнедышащим уродцем. Когда посиневший, изрыгающий огонь ишак уходил из города вслед за гружеными повозками торговца, Маяс уже шел на поиски жилья, и в кармане у него лежало пятьдесят золотых.
Безусловно, ему было нужно хорошее платье, которое Маяс купил за один золотой, и которое представляло собой балахон, расшитый звездами, в сочетании с высокой шапкой, не оставлявшей никакого сомнения в принадлежности Маяса к людям науки.
В этом одеянии Маяс явился к дверям одного из домов, где, по сообщению прохожих, сдавалась очень неплохая комната с видом на сточную канаву.
Открывший дверь хозяин, увидев одеяние Маяса, заявил, что душевнобольным комнаты не сдаются, но протянутый Маясом золотой резко сменил настроения домовладельца, который, рассыпавшись в извинениях и любезностях, провел Маяса осмотреть комнату.
Комната представляла собой покрытую сажей не то конуру, не то маленькую черную баню, в которой, почему-то, стояла кровать и стол со стулом. Больше в комнате ничего не было. Но Маяса, просидевшего достаточно долго на соломе в башне, где по стенам струилась вода и по полу сновали крысы, это помещение вполне устраивало, и он выразил готовность поселиться в комнате за два золотых в месяц. Тогда уже обрадованный хозяин попросил Маяса показать бумаги для регистрации жильца в местных органах власти. Маяса эта просьба жутко удивила, и он никак не мог взять в толк, зачем ему нужны какие-то бумаги, если он платит золотом.
Но уже расстроенный от такого оборота дела хозяин пояснил, что король еще десять лет назад принял закон, запрещающий селиться в столице кому попало. Каждый поселившийся в городе человек обязан сообщать властям о своем месте жительства на тот случай, чтобы им было удобнее его арестовывать. Для того же, чтобы иметь право быть зарегистрированным по какому-либо адресу, прибывший в город человек обязан получить в мэрии право на проживание или, в противном случае, он может остановиться на постоялом дворе, где никаких бумаг не требуется, ибо к постояльцу тут же приставляется соглядатай, тщательно записывающий все его шаги и возможные зарождающиеся антигосударственные мысли. Исключение, конечно, составляют гости короля, которые живут непосредственно во дворце в специальных комнатах с глазками и слуховыми окнами для неназойливого наблюдения за почтенными лицами.
Маяс понял, что с поселением в городе у него возникли проблемы, но он не привык отступать перед сложностями и спросил домовладельца о том, где он может выправить себе бумаги с правом на проживание.
Домовладелец безнадежно указал ему на городскую ратушу, стоявшую в самом конце улицы. Маяс, поблагодарив горожанина за информацию, направился прямо туда.
Войдя в комнату регистрации горожан, Маяс увидел, что она представляет собой огромный заваленный кипами бумаг склад документов, среди которых сидела, как это ни странно для средневековечного государственного учреждения, дама неопределенного возраста и малопривлекательной внешности, прихлебывавшая молоко из стакана и перебиравшая запыленные бумаги.
- Добрый день, мадам! - сказал с максимально любезной улыбкой Маяс, обращаясь к этой даме, которая, благодаря своим размерам, казалось, занимала все свободное от бумаг пространство, и к которой можно было обращаться, повернув голову в любую сторону, поскольку взгляд все равно натыкался на какую-то непонятную часть ее тела.