Так князь Владимир оказывается современником патриарха Фотия — парадокс, не объясненный по сей день{342}.
В XVI веке была составлена легендарная биография митрополита Михаила. «Был же сей митрополит зело учителей и премудр премного, — читаем мы в Никоновской летописи, — и житием велик и крепок зело, родом сирин (сириец. — А. К.)[94]. Тих был, и кроток, и смирен, и милостив премного, иногда же страшен и свиреп, когда время требовало. И чествовал его Владимир, и в согласии и в любви многой пребывал с ним». Патриарх Фотий якобы отправил Михаила из Царьграда в Корсунь, и уже оттуда митрополит вместе с Владимиром прибыл в Киев, где крестил сыновей Владимира, его бояр и весь народ. Составители Никоновской летописи нашли возможным согласовать противоречивые показания своих источников относительно двух первых русских митрополитов. Под 992 годом в летописи помещен рассказ о кончине первого иерарха Русской церкви: «преставился пресвященный Михаил, митрополит Киевский и всея Руси, поживший крепким житием и много труда о Господе показав в людях новокрещенных, и веру православную соблюдя, и всех благоразумию научив. И восскорбел сильно, и прослезился о сем Владимир, и едва от епископов Фотия патриарха и от своих князей и бояр утешен был; ибо был тот всегда в любви и совете с Владимиром… В том же году взял Владимир у блаженного Фотия, патриарха Константиноградского, митрополита Киеву и всей Руси Леонта, и была радость великая в людях»{343}.
Этот удивительный исторический парадокс получил продолжение и в Новое время. В XVIII веке первый митрополит Киевский был причтен Церковью к лику святых. В 1730 году состоялось перенесение его мощей из Антониевых пещер Киево-Печерского монастыря в главный храм Лавры во имя Успения Пресвятой Богородицы. Тогда же над ракой святителя была сделана надпись, согласно которой Михаил скончался в 992 году, был погребен в киевской Десятинной церкви (замечу, к тому времени еще не завершенной строительством); затем, около 1103 года, при печерском игумене Феоктисте, мощи его, обретенные нетленными, перенесены в Антониевы пещеры, где и пребывали до 1730 года{344}.
Что касается митрополита Леона, то его смерть отнесена книжниками XVI века ко времени около 1008 года: под этим годом в Никоновской летописи и Степенной книге сообщается уже о следующем киевском митрополите — Иоанне.
В отличие от своих предшественников, митрополит Иоанн — вполне историческая личность. О нем как о митрополите времени княжения Ярослава Мудрого говорят Жития князей Бориса и Глеба — анонимное «Сказание» о житии и чудесах святых братьев и «Чтение» диакона Нестора. До нашего времени дошла свинцовая булла (печать) с греческой надписью: «Иоанн, митрополит Росии», которую исследователи датируют рубежом X–XI веков, делая из этого вывод, что Иоанн действительно мог быть современником князя Владимира{345}.
Древнейшие русские летописи, и прежде всего «Повесть временных лет», равно как и княжеские Жития ранних редакций, умалчивают о каком-либо участии церковных иерархов (не только митрополита, но даже и епископов)[95] в церковных мероприятиях князя Владимира — в освящении церквей (например, киевской Десятинной в 996 году), в перенесении мощей (1007 год). Даже в похоронах самого Владимира, умершего в 1015 году, ни митрополит, ни епископы как будто не участвуют. Если бы подобное имело место при описании смерти какого-нибудь другого русского князя, исследователи с полным основанием могли бы утверждать, что в тот момент по какой-то причине митрополит в Киеве отсутствовал. В отношении времени Владимира складывается впечатление, что митрополит отсутствовал в Киеве всегда{346}. Может быть, это и не так. Но роль митрополита и других церковных иерархов при князе Владимире была, по-видимому, крайне незначительной.
В памяти русских людей Русская земля была крещена самим Владимиром. Именно Владимир раскапывает идольские требища, строит и освящает церкви, украшает их иконами и утварью, принимает церковные уставы и устанавливает церковные праздники. Епископы в лучшем случае дают ему советы; вместе с боярами и старцами они составляют окружение киевского князя, его «думу». Но с самого начала русской христианской истории они даже не приближаются по своему значению к князю не только в светских, но и в чисто церковных делах.
Роль и значение высших церковных иерархов, преимущественно греков, изменится лишь при сыне Владимира князе Ярославе Владимировиче в середине XI века. С этого времени летопись будет постоянно упоминать их имена, киевские митрополиты станут по-настоящему действующими лицами русской истории. С этого же времени начнет сказываться влияние Византии и в духовной жизни русского общества. Но преобладание светской, княжеской власти над церковной навсегда останется важнейшей особенностью русского Православия.
94
Иоакимовская летопись называет митрополита Михаила болгарином. Уникальная биографическая подробность содержится в особом Соловецком изводе Устава новгородского князя Всеволода Мстиславича о церковных судах (памятник, восходящий к Церковному уставу князя Владимира; рукопись конца XV века): «Взяша [Владимир] первого митрополита Михаила от земля Трапизоньския (город Трапезунд на южном побережье Черного моря. —
95
В летописи и Житиях упоминаются епископы — но как раз в связи с мирскими, а не церковными, начинаниями Владимира.