Печенежская земля была отделена от Киева всего двумя днями пути. Вынужденный постоянно обороняться от вторжений, Владимир, наверное, внимательно следил за передвижениями кочевников. Но на этот раз он несколько ошибся в расчетах. Два дня беспрепятственно двигались Бруно и его спутники по Печенежской земле и лишь на третий день были схвачены язычниками. Несколько раз печенеги порывались убить пришлых миссионеров, подвергли их бичеванию, но все же сохранили жизнь и допустили в свои становища. «Так, по сотворению чудотворного Господа и наиценнейшего Петра, пробыли мы среди того народа пять месяцев; три части их земли мы обошли, четвертой не достигли… Обратив в христианство около тридцати душ, мы с помощью перста Божия установили мир, который, как те говорили, никто, кроме нас, не мог бы установить… По этой причине я пришел к господину русов, который, Господа ради, удовлетворяя мою просьбу, дал в заложники сына. И мы посвятили в епископы одного из наших, которого вместе с сыном он поместил посреди земли [печенегов]. И установился к вящей славе и хвале Спасителя Бога христианский закон в наихудшем и жесточайшем народе из всех язычников, какие есть на земле».
Священники-миссионеры исполняли в те времена и дипломатические поручения. Возможно, заключая мир с печенегами, Бруно действовал по просьбе и от имени князя Владимира. Проявляли ли заинтересованность в этом иные державы (скажем, Германия или Польша), сказать трудно.
Мир с Печенежской землей пришелся кстати для Руси. Немецкий епископ сообщает, что в качестве заложника в Степь был отправлен один из сыновей Владимира. По общему мнению историков, этим сыном являлся Святополк. Но основание для такого суждения — тот факт, что в дальнейшем, во время междоусобной войны с Ярославом, Святополк будет действовать в союзе с печенегами, — кажется недостаточным. Святополку к 1007–1008 годам было около тридцати лет; он княжил в Турове, на западе Русской земли, и был слишком заметной и уже вполне самостоятельной фигурой, чтобы исполнять роль заложника. Скорее Владимир мог послать к печенегам кого-то из своих младших сыновей — одного из тех, чье имя впоследствии исчезает со страниц русской летописи. Разумеется, какие-то заложники — и притом достаточно знатные — были взяты в Киев с печенежской стороны.
Как долго продержался мир, заключенный Бруно, сказать трудно. Во всяком случае, в 1013 году Русь воевала с печенегами. До этого времени никаких сведений о русско-печенежских столкновениях нет.
Ничего мы не знаем и о судьбе печенежской епископии, основанной Бруно. Судя по более чем скромным результатам печенежской миссии (обряд крещения за пять месяцев приняло лишь около тридцати человек), ее перспективы были безрадостными. Скорее всего, новопоставленному епископу вскоре пришлось покинуть свою паству[125].
Печенежская миссия епископа Бруно, по-видимому, имела еще одно немаловажное последствие для Руси, касающееся русско-польских отношений. Покинув Киев, Бруно отправился в Польшу к князю Болеславу. Помимо прочего, он, вероятно, хотел поклониться мощам святого Адальберта Пражского, которые покоились в кафедральном соборе города Гнезно, столицы Болеслава. Несомненно, Бруно был радушно встречен правителем Польши. В тот момент Болеслава более всего занимали «западные» связи немецкого епископа. Болеслав вел войну с германским королем Генрихом II, в которой Польше противостояла целая коалиция в составе Германии, Чехии, а также славян-лютичей. Бруно, лично знавший Генриха и пользовавшийся его доверием, мог помочь Болеславу заключить выгодный мир. (И в самом деле, в уже упомянутом письме к германскому королю, написанном в Польше, Бруно будет настойчиво убеждать того разорвать союз с язычниками-лютичами и помириться с польским князем.) Но и обстановка к востоку от Польши не могла не волновать Болеслава. Разумеется, он внимательно расспросил Бруно о результатах его печенежской миссии и об обстановке на Руси и в стране печенегов.
Среди отечественных историков распространено мнение, согласно которому в Киеве и Печенегии Бруно действовал главным образом в интересах Болеслава, а следствием печенежской миссии немецкого епископа стало образование польско-печенежского союза, прямо направленного против Руси{447}. Думаю, однако, что это сильное преувеличение. Епископ Бруно был одержим идеей союза европейских христианских государств с целью совместных действий против язычников во имя утверждения христианства во всем языческом мире. Порицавший Генриха II за недостойный христианина союз с язычниками-лютичами, Бруно никак не мог в то же самое время содействовать заключению такого же союза с язычниками-печенегами польского князя Болеслава.
125
Было бы весьма заманчиво предположить, что воспоминания именно о миссии Бруно и о принявших от него крещение печенежских князьях отразились в цитированных выше известиях Никоновской летописи. Но, как отмечалось выше, могут быть и другие объяснения появления этих летописных статей.