Итак, это был отказ, означавший не только личный выбор гордой княжны, но и политический выбор ее отца, полоцкого князя. Прозвучал же этот отказ вызывающе оскорбительно для Владимира. Назвав новгородского князя «робичичем» (сыном рабыни), Рогнеда как нельзя больно уязвила его. Это была пощечина, снеся которую, Владимир превращался бы в посмешище для всех. Ведь слова княжны стали известны и в Новгороде, и в Киеве.
Одобрял ли Рогволод откровенно оскорбительный тон своей дочери? И не сделал ли он ошибку в том, что слова Рогнеды были услышаны людьми Владимира? Последний вопрос, конечно, риторический, ибо мы хорошо знаем, чем завершился конфликт между Полоцком и Новгородом.
Владимир сумел даже из унижения извлечь для себя очевидную выгоду — как политическую, так и военную. И вновь большая часть заслуги в этом принадлежала его дяде. Добрыня счел себя оскорбленным в той же мере, что и племянник. Ведь унижалась честь его сестры, матери Владимира Малуши. Владимир «пожалился» дяде своему, читаем мы в летописи, и «исполнился ярости» Добрыня.
Ко времени переговоров с Полоцком Новгород в основном уже подготовился к войне. «Исполчилась» княжеская дружина, к набранным «за морем» варягам присоединились новгородцы и жители подвластных или союзных Новгороду земель. И Добрыня, по-прежнему остававшийся наставником и руководителем своего племянника, решился на немедленное возмездие. Обиду надлежало смыть кровью самих обидчиков. «И пришел Владимир к Полоцку, и убил Рогволода и двух его сыновей, а дочь его поял себе в жены», — кратко сообщается в «Повести временных лет».
Более обстоятельный рассказ содержит Лаврентьевская летопись, в которой под 1128 годом записано предание о полоцких князьях. Главную роль в событиях, разыгравшихся в Полоцке, этот рассказ отводит Добрыне. Именно он, охваченный яростью, повелевает войскам двинуться на Полоцк. «Идоша на Полоцк, — продолжает летописец, — и победили (Добрыня и Владимир. — А. К.) Рогволода. Рогволод же вбежал в город. И приступили к городу, и взяли город»{84}. Об осаде города и о сражении, «учинившемся» «на поле» пред градом, сообщает и В.Н. Татищев, использовавший не дошедшие до нашего времени летописные своды (Лаврентьевскую летопись Татищев не знал).
Мощный и хорошо укрепленный город[17],{85} пал на удивление быстро. Внезапность нападения и натиск варягов принесли Владимиру победу — первую (если не считать бескровного овладения Новгородом) в длинной цепи его военных успехов.
Участь правящей в Полоцке династии была ужасной. Рогволода, его жену и сыновей{86} убили. Но прежде чем это сделать, Добрыня в отместку за нанесенное ему оскорбление решил унизить и обесчестить их. «И поносил Добрыня Рогволода и дочь его, и нарек ее робичицей, и повелел Владимиру быть с нею пред отцом и матерью». И, следуя совету всегдашнего своего наставника, Владимир силою овладел Рогнедой на глазах ее родителей. «И нарек он имя ей — Горислава».
Не случайно это злодеяние Владимира сохранилось в народном предании. Оно раскрывает перед нами характер Владимира той поры — жестокого и мстительного человека, не прощавшего обиды или оскорбления: ведь не безвольным же исполнителем чужой воли был он в самом деле! И ни жалость, ни сострадание не пробудились тогда в нем.
То, что погиб Рогволод, конечно, не было чем-то из ряда вон выходящим. «Дивно ли, если муж пал на войне? Так умирали лучшие из предков наших», — воскликнет сто лет спустя тезка и потомок Владимира Святого Владимир Мономах. Правда, Рогволода убили не на поле брани, а безоружным, захваченным в плен — что ж, и это было в обычае того времени. Гибель ни в чем не повинных сыновей Рогволода могла бы показаться преступлением христианину Мономаху. Но для язычника она была объяснима: здравый смысл не позволял оставлять в живых сыновей убитого князя, способных впоследствии отомстить убийце. Дочь же (или жена) убитого по обычаю должна была достаться победителю как неотъемлемая часть добычи — так что и в принудительной женитьбе Владимира на Рогнеде проявилось лишь право сильного, не более того. Но сама причина войны, пожалуй, выходила за рамки обычного порядка вещей, да и степень жестокости Владимира и Добрыни вряд ли соответствовала тяжести нанесенной им обиды. Обесчестить дочь на глазах родителей и затем хладнокровно умертвить их — это изощренное злодейство, и значило оно для того времени примерно то же, что и для нынешнего.
Так кровью и слезами завершилось сватовство Владимира. Так неизменно, в различных записях русских былин, будет завершаться и сватовство былинного князя Владимира, в образе которого, как мы увидим, воплотились многие черты реального Владимира Святославича. О том, насколько впечаталась в память потомков полоцкая кровавая свадьба, свидетельствует тот факт, что даже в церковно-историческое сочинение — так называемую особую редакцию Жития святого Владимира, в повествование о крещении князя и о взятии им греческого города Корсуни (центральный эпизод всего Жития Крестителя Руси) — вошел вымышленный рассказ о том, как Владимир сначала заслал сватов к корсунскому князю, а затем, разгневанный отказом, обесчестил корсунскую княжну на глазах князя и княгини{87}.
О горькой судьбе несчастной Рогнеды мы еще будем говорить на страницах книги. Теперь же вернемся к событиям войны между Владимиром и Ярополком, составляющей главное содержание настоящей главы.
Итак, Полоцк был взят и, судя по археологическим данным, полностью разрушен{88}. Полоцкое княжество прекратило свое существование, а его земли отошли Владимиру. Это резко изменило соотношение сил в борьбе между братьями. Полочане пополнили ряды новгородско-варяжской дружины. У Владимира появилась хорошая возможность для наступления на Киев. Ярополк же лишился столь необходимого ему союзника. Больше того, удача явно отвернулась от него, улыбнувшись Владимиру. В глазах людей того времени это обстоятельство само по себе свидетельствовало о бесперспективности его положения.
И тем не менее только теперь Ярополк, кажется, решается на активные военные действия. По свидетельству поздних летописей, он отправляет войско в землю кривичей, намереваясь не допустить Владимира к Киеву. Но было уже поздно.
17
Сага о Тидреке Бернском так описывает укрепления Полоцка: «Была там крепкая каменная стена, большие башни и широкие и глубокие рвы, а в городе было великое войско для его защиты». Впрочем, это вполне стандартное описание укрепленного европейского города, вероятно, не имеет отношения к историческому Полоцку.