Вероятно, во время пребывания под Корсунью Владимир ни на минуту не прерывал связей и с Киевом и Русью в целом. Напомню, что по крайней мере две территории, имевшие постоянное русское население и налаженные связи с Киевом, находились по соседству с Крымом: Белобережье (где-то недалеко от устья Днепра) и Тьмуторокань на Тамани.
Главной же целью Владимира, несомненно, оставалась Корсунь. Но военные действия, предпринимаемые русскими, не давали пока никаких результатов.
«Владимир же изрядил воинов своих, — читаем мы в летописи, — и повелел приспу сыпать к граду. Те же сыпали, а корсуняне, подкопав стену градскую, выкрадывали насыпаемую землю и уносили к себе в город, насыпая ее посреди града. Воины же присыпали еще больше, а Владимир стоял».
Смысл действий Владимира прояснил А.Л. Бертье-Делагард: Владимир повелел делать так называемую присыпь — то есть присыпать землю к городским стенам для того, чтобы затем взобраться по ней на саму стену и таким образом ворваться в город. Этот прием известен в военной истории[73], но в практике русских встречался редко (если встречался вообще): не случайно практически все переписчики летописного текста не смогли понять, что же именно задумал Владимир, и заменили непонятное им «приспу сыпать» на обычное «приступать» «к граду». Корсуняне вовремя оценили опасность. По свидетельству летописи, они подкопали стену, а скорее всего сделали пробоину в нижней части городской стены — и через нее вносили насыпаемую землю в город.
Археологам, кажется, удалось найти остатки этой насыпи. В западной части Херсонеса, на свободном пространстве между двумя базиликами (церквами), находящимися на расстоянии примерно 50–60 метров друг от друга, обнаружен слой насыпной земли толщиной около метра; время его образования датируют очень приблизительно IX–X веками, что как будто позволяет объяснить его возникновение военными действиями князя Владимира{273}. Позднее вблизи насыпанного корсунянами холма Владимир поставит церковь — памятник своей победы.
Несомненно, Владимир испытывал тяжелые чувства во время многомесячной осады Корсуни. Время шло — а он все еще пребывал в Крыму, не имея возможности вернуться в Киев с победой. Оскорбление, нанесенное ему, оставалось несмытым. Надежды на то, что Херсонес будет взят измором, конечно, могли еще оправдаться. Но необходимо было ускорить события. Вновь, как и десять лет назад при осаде Киева, Владимир решил сделать ставку на раскол во враждебном лагере, на поиск союзника в самом осажденном городе. И вновь его попытка увенчалась успехом.
Источники расходятся в описании решающего момента корсунской осады, равно как и в вопросе о том, чье именно предательство помогло Владимиру захватить город. Согласно летописи, содействие русским оказал корсунянин Анастас — личность вполне историческая, впоследствии один из ближайших соратников князя Владимира. Вероятно, он был священником. (Поздние русские источники называют Анастаса даже корсунским епископом{274}, но это несомненное преувеличение.) По возвращении в Киев Владимир сделает Анастаса главой (настоятелем?) киевской Десятинной церкви и поручит ему церковную десятину, собираемую со всего княжеского «имения».
Когда и почему Анастас перешел на сторону Владимира, мы не знаем. Сам ли он почувствовал неизбежность падения города и поспешил переметнуться к неприятелю? Или этому предшествовала кропотливая работа лазутчиков Владимира, долгий обмен посланиями через крепостную стену? Об этом можно гадать. Отметим лишь, что корсунское предательство — не единственный эпизод такого рода в биографии Анастаса: спустя тридцать лет, в 1018 году, во время оккупации Киева польскими войсками, Анастас «лестью» войдет в доверие к князю Болеславу Храброму и, приставленный последним ко всему награбленному в Киеве добру, покинет Русь, перебравшись в Польшу.
Так или иначе, но Анастас оказал Владимиру неоценимую услугу. С городской стены, из осажденного города, он пустил стрелу в лагерь Владимира, воспользовавшись обычным способом сообщения между осажденными и осаждавшими. Летопись приводит содержание послания, отправленного со стрелой. «Кладязи суть за тобою от востока, — сообщал Анастас князю Владимиру, — из того вода идет по трубе. Раскопав, перейми [воду]»{275}. Получив столь ценные сведения, Владимир, «воззрев на небо, сказал: “Если сбудется это, крещусь!”» И все действительно сбылось. Русские немедленно начали копать наперекор трубам и сумели прекратить доступ воды в город. Как и следовало ожидать, это сыграло решающую роль в исходе осады: «люди изнемогли от жажды и сдались».
Летописный рассказ получил блестящее подтверждение во время археологических раскопок, проведенных в Херсонесе еще в позапрошлом веке. Археологи открыли водопровод, которым херсониты пользовались на протяжении нескольких столетий. Во времена Владимира керамические трубы вели по желобам к источнику, расположенному к югу от города. В самом городе трубы подходили к цистерне, вмещавшей около 4–5 тысяч ведер воды. После прекращения подачи воды в город запасов цистерны (если она к этому времени была полной) могло хватить лишь на два-три дня. Затем херсониты должны были сдаться{276}.
Другая версия капитуляции Корсуни содержится в упомянутом выше Житии князя Владимира особого состава. Здесь союзником («приятелем») Владимира назван некий «вариженин» (то есть варяг) Ждберн (Жберн, Ижьберн). Он и пустил стрелу в «полк варягом», прокричав якобы со стены: «Донесите стрелу сию князю Владимиру!» К стреле же, как мы уже знаем, была привязана записка, в которой сообщалось о подвозе в город продовольствия «земляным путем». Владимир повелел перекопать «земляной путь» и «по трех месяцех» взял город. Ни имени Анастаса, ни каких-либо сведений о разрушении городского водопровода в данном памятнике не имеется.
Предпринимались попытки согласовать обе версии. Ждберн якобы первым вступил в переговоры с Владимиром. Однако, несмотря на прекращение доступа продовольствия, город продолжал держаться еще три месяца, и лишь предательство Анастаса привело к развязке. По-другому представляли дело так, будто Анастас и Ждберн действовали заодно друг с другом: Анастас был вдохновителем замысла, а воин-варяг, которому сподручнее и естественнее было подняться на крепостную стену с луком и стрелами, — лишь исполнителем{277}. У меня, однако, нет сомнений, что летопись и особая редакция Жития князя Владимира, имея в виду один и тот же реальный факт — падение Корсуни в результате предательства, — отражают две различные версии этого события, два разных рассказа о ходе и обстоятельствах корсунской осады. Летописное повествование и в целом, и в частностях представляется более достоверным[74]. В то же время стоит обратить внимание вот на что. Летописный рассказ несет на себе явное влияние церковной, агиографической традиции. Автор связывает с предательством Анастаса само крещение князя Владимира. Таким образом, действия корсунского иерея наполняются высоким содержанием, скрывая в себе одну из причин обращения в христианскую веру Крестителя Руси. Такая версия могла возникнуть скорее среди клириков Десятинной церкви, которую в течение нескольких десятилетий возглавлял Анастас Корсунянин. Вполне возможно, что она тенденциозна и выпячивает Анастаса на первый план, может быть, приписывая ему чужую заслугу. Рассказ же о Ждберне лишен каких бы то ни было агиографических черт. Рискну высказать предположение: не является ли он отражением той версии рассказа о корсунском походе князя Владимира, в которой вообще ничего не сообщалось о крещении князя в этом городе?
73
Так, например, поступили готы в 250 году при осаде Филиппополя. Любопытно, что осажденные противодействовали им тем же самым способом, что и херсониты воинам князя Владимира.
74
Мы уже говорили о фольклорном, былинно-эпическом происхождении рассказа особой редакции Жития князя Владимира. Варяг Ждберн выступает здесь в роли некоего сказочного помощника князя Владимира, его свата. В былинах о сватовстве Владимира такая роль отведена богатырю Дунаю. Может быть, и служба Ждберна «корсунскому князю» также имеет фольклорное происхождение, сродни службе былинного «Дунаюшки Ивановича» «литовскому королю», отцу невесты Владимира «Опраксии-королевичны»?