Высоцкий на другой день чутко уловил мое разочарование: «Ну-ка открой. Что тебе не нравится?» Я сказал откровенно: «Любимая песня — "Вставай, страна огромная". Конечно, это патриотическая песня, но…»
Он вдруг с какой-то тоской и досадой посмотрел на меня, положил руку на плечо и сказал: «Щенок. Когда у тебя мурашки по коже побегут от этой песни, тогда ты поймешь, что я прав. И почему я ее люблю…»
Прошло время — и я понял, что он был прав. И что он отвечал искренне. Не боялся быть самим собой, не пижонил, подобно многим из нас называя имена новомодных кумиров. А ведь «Лунный свет» и «Мыслитель» каждого потрясают. И песни войны тоже. Может быть, потом приходят другие художники, заставляющие думать, но это потом. Высоцкий не мог отказаться, изменить своим первым ощущениям. То, что его однажды потрясло, оставалось в нем навсегда.
И когда я, уже не работая в этом театре, в 1978 году принес Владимиру вновь его анкету, он, внимательно перечитав, с удивлением сказал: «Ну надо же, и добавить нечего. Неужели я так законсервировался?» Правда, со времени заполнения анкеты прошло всего восемь лет, срок небольшой, но для Высоцкого — значительный. Ведь у него время было концентрированнее, чем у многих других: он за день делал то, что другим за год не удается…
ИЗ ИНТЕРВЬЮ ГАЗЕТЕ «ЛИТЕРАТУРНАЯ РОССИЯ» (1974 г.)
Кто Ваши любимые писатели и поэты?
— В первую очередь Пушкин…
Не стали ли мы в последние годы слишком часто и много высказывать свою любовь к Пушкину?
— А как же его не любить? Можно быть вообще равнодушным к поэзии, в том числе и к Пушкину, но если поэзия волнует, то Пушкин — в первую очередь.
Из современной поэзии мне по душе стихи Самойлова, Межирова, Слуцкого, Евтушенко, Ахмадулиной, Вознесенского…
А из прозы?
— Мне очень нравятся книги Федора Абрамова, Василия Белова, Бориса Можаева — тех, кого называют «деревенщиками». И еще — Василя Быкова и Василия Шукшина…
Не сложно ли быть одновременно автором слов, музыки и исполнителем?
— Не знаю, сложно ли, не задумывался. Во всяком случае, это, по-моему, более естественно, чем когда у песни "тройное" авторство.
Не мешают ли Вам как актеру Ваши песни? Не создают ли они некий навязчивый «образ» их автора, от которого бывает трудно отказаться на сцене и на экране?
— Наверное, нет. Они для меня органичны, это ведь не хобби, это очень серьезно, не менее, чем работа в театре. Кстати о хобби…
— У меня его нет, слишком мало времени. Разве что книги…
А как Вы относитесь к критическим статьям, появившимся несколько лет тому назад в газетах в адрес Ваших песен?
— Мои прежние (да и нынешние) песни очень личные, часть их не предназначалась для широкой аудитории. Я писал их для себя, для близких друзей, пытался найти в них новую форму разговора со своими ровесниками о том, что меня волнует.
И знаете, это ведь не очень приятно, когда тебя критикуют. Тем не менее сейчас я благодарен авторам этих статей, даже несмотря на то что в одной из них разбирались песни, к которым я не имел никакого отношения. Песни свои я тогда только начинал, да и жанр этот у нас редкий. Так что взыскательный разговор был необходим, и, может быть, он сыграл не последнюю роль в появлении моих пластинок: кое-что мне пришлось переоценить, кое с чем не согласиться, на какие-то вещи взглянуть по-иному.
ИЗ ИНТЕРВЬЮ СТУДИИ ТЕЛЕВИДЕНИЯ г. ПЯТИГОРСКА (1979 г.)
Человеческий недостаток, к которому Вы относитесь снисходительно?
— Физическая слабость.
А недостаток, который Вы не прощаете?
— Их много, не хочу все перечислять, но… жадность. И отсутствие позиции, которое за собой очень много ведет других пороков. Отсутствие у человека твердой позиции, когда он сам не знает, чего же он хочет в этой жизни, не имеет своего мнения и не может сам, самостоятельно рассудить о предмете, о людях, о смысле жизни, о чем угодно. Неспособность к самостоятельному мышлению — это и беда, и недостаток.
Что Вы цените в мужчине?