Есть такой наиболее любимый мной спектакль нашего театра — «Павшие и живые». Пьеса о поэтах и писателях. Мы сделали монтаж по стихам поэтов, воевавших и погибших, — Кульчицкого, Багрицкого, Когана. И вот, из глубины сцены, отделанной черным бархатом, по трем дорогам выходят эти поэты, которым было по двадцати, двадцати одному году и которые ничего не успели сделать в этой жизни, кроме того что написать несколько прекрасных строк, повоевать и умереть… Например, Кульчицкий сам вызвался возглавить поиск разведчиков и погиб. Он похоронен в братской могиле на сопке Сахарная Голова под Сталинградом… И вот они опять уходят туда, в черный бархат — такая метафора поэтическая: в черный бархат, как в землю, как в братскую могилу. И вспыхивает Вечный огонь прямо на сцене, и звучат стихи их друзей, поэтов, которые тоже прошли фронтовые дороги, но остались живые, и песни, посвященные павшим и вообще тому времени. Вот такой реквием… И я для этого спектакля написал несколько песен.
Но есть и еще одна причина, по которой я пишу на военные темы. Просто я стараюсь для своих песен выбирать людей, находящихся в момент риска, которые в каждую следующую секунду могут заглянуть в лицо смерти, которые находятся в самой-самой крайней ситуации. Если говорить о символе всех этих песен, то это песня «Кони»: «Вдоль обрыва, по-над пропастью…» Если вы обратили внимание, то даже для шуточных песен своих я и то выбираю персонажи, у которых вот-вот что-то случится или что-то произойдет, а не тех, которые в данный момент жуют или отдыхают, — о таких писать менее интересно. Короче говоря, меня интересуют люди, у которых что-то произошло или которые стоят на пороге неизвестного. И чаще всего я нахожу таких героев в тех военных временах, в тех сюжетах.
Например, песня «Всю войну, под завязку» посвящена другу нашей семьи, дважды Герою Советского Союза летчику Скоморохову. Эта песня была написана к спектаклю «Звезды для лейтенанта», а на выступлениях я ее пою с маленькой аннотацией, что эта была великая воздушная битва над Кубанью в 1943 году, в ней участвовало много самолетов и с той, и с другой стороны. Была там и знаменитая немецкая эскадрилья «Удэт», в которой воевало несколько летчиков, награжденных бриллиантовыми крестами. И вот наш летчик Скоморохов, мстя за своего погибшего друга, а ему разрешена была индивидуальная охота, нашел такую бриллиантовую двойку, принял бой и уничтожил ее… Об этом случае рассказывал мне мой дядя, который сам воевал достойно, был награжден тремя орденами Красного Знамени.
Во многих письмах, которые я получаю, часто задается один и тот же вопрос: не воевал ли, не плавал ли, не шоферил ли, не летал ли я — в зависимости от того, какую песню человек услышал. У нас есть такая странная манера отождествлять образ, который создан на сцене или на экране, с тем человеком, который его создает. Случаются просто удивительные вещи, когда меня, например, спрашивают: «Зачем ты убил лошадь в фильме "Два товарища"?» Или вот, после телефильма «Место встречи изменить нельзя» пошли письма по такому адресу: «МВД, капитану Жеглову». То есть, некоторые зрители думают, что существует на самом деле такой человек, за которым артист Высоцкий просто подсмотрел, подглядел и потом его сыграл. Вот так же меня отождествляют и с героями моих песен, что бывает, честно говоря, даже обидно. Ведь если я пою: «Я — ЯК-истребитель» — это вовсе не значит, что я был когда-то истребителем. Или: «Я — слесарь 6-го разряда» — не работал я слесарем. Слушателей же, очевидно, вводит в заблуждение то, что я почти все свои песни пою от первого лица, и они затем спрашивают, проходил ли я через все эти коллизии, о которых в них идет речь. К сожалению, не могу ответить на все эти вопросы «да», потому что хотя кое-что действительно прошел, но для того, чтобы все, о чем я пою, испытать самому, — для этого понадобилось бы просто-напросто много жизней.
Однажды в одну компанию пришел весьма известный человек, и люди, которые там были, договорились посчитать, сколько раз за одну минуту он произнесет слово «я». За первую минуту по секундомеру оказалось семь раз, за вторую минуту — восемь. Всегда боюсь впасть в эту крайность и думаю, что рискую говорить «я» вовсе не от «ячества», а, во-первых, потому, что в песнях есть много моей фантазии, моего замысла, а самое главное — во всех этих вещах есть мой взгляд на мир, на проблемы, на людей, на события, о которых идет речь, мой, и только мой, собственный взгляд; во всех них без исключения есть мое мнение и суждение о том предмете, о котором я пою. И это дает мне право говорить «я». Во-вторых, в отличие от многих моих собратьев, которые пишут стихи, я прежде всего актер и часто играю роли других людей, часто бываю в шкуре другого человека. Возможно, мне просто легче петь из чьего-то образа, поэтому всегда так откровенно и говорю: мне так удобнее петь — от имени определенного человека, определенного характера. И вы всегда можете его увидеть — этого человека. Возможно, это и дает некоторым людям повод спрашивать, не скакал ли я когда-то вместо лошади? Нет, не было этого…