«Володя жил на проспекте Мира у Рижского вокзала, как раз напротив знаменитой «Трифонов к и», где находилось наше студенческое общежитие. Годы были довольно трудные, многие из нас жили на одну стипендию, и не всегда удавалось наедаться досыта. Володя часто меня и других однокурсников приглашал к себе домой — «подкармливал»: то супу нальет, то чаем угостит. Всегда это было очень кстати. Однажды в особо трудный период, перед самой стипендией, он приготовил дома целый противень горячей картошки с мясом и, старательно закрыв его, перебежал через дорогу и принес в общежитие. Надо было видеть наш восторг». (2)
На репетиции. Фото слева.
Программка дипломного спектакля И. Высоцкой (Мешковой).
«Взгляды героев Хемингуэя, которым мы зачитывались, исподволь становились нашими взглядами и определяли многое: и ощущение подлинного товарищества, выражавшееся в формуле «отдай другу последнее, что имеешь, если это другу необходимо»; и отношение к случайным и неслучайным подругам с подлинно рыцарским благоговением перед женщиной; и темы весьма темпераментных разговоров и споров; а главное — полное равнодушие к материальным благам бытия и тем более к упрочению и умножению того немногого, что у нас было». (1)
«В 1958 году меня по персональной заявке Михаила Федоровича Романова, который был главным режиссером Театра имени Леей Украинки в Киеве, направили туда работать. Таким образом получилось, что я два года в Киеве, а Володя в Москве доучивался. Поэтому в тот период вся наша жизнь состояла из телефонных звонков, бесконечных разговоров по ночам, прилетов и отъездов, встреч и расставаний. Володя очень часто приезжал ко мне в Киев, я тоже выкраивала 2—3 дня и навещала его. Так же приезжала и с театром для записи на телевидении спектакля «Машенька». (21)
«Павел Владимирович очень любил Чехова и на каждом курсе ставил его произведения. У нас это была «Ночь перед судом».
В этой постановке он занял всю нашу «троицу», а единственную женскую роль исполняла Тая Додина. К тому времени — это была середина третьего курса — мы уже крепко сдружились и относительно повзрослели (...). Мы учились общению не впрямую, а «под» текстом, и все больше овладевали тем, что называется «вторым планом».
А потом — итоговая работа третьего курса — «Свадьба» Чехова. Ставил ее второй наш педагог — Александр Михайлович Комиссаров, но Массальский, как полагалось, осуществлял общее руководство. Тут был занят весь курс и, естественно, наша «троица» (...). Помнится, посмотрев уже готовую работу, Павел Владимирович был бесконечно рад (...). Для него наш успех — приятный сюрприз, как говорят, праздник души (...). Удивительную, неожиданную пару противоположных характеров представляли собой два шафера: Владимир Большаков и Владимир Высоцкий». (9)
«Его Боркин в «Иванове» Чехова был работой яркой, запомнившейся многим. Боркин и некоторые другие роли заставили педагогов говорить о Высоцком как о ярком оригинальном комедийном актере, Но вот уже почти сложившийся комик стал вдруг предельно серьезен. Он взялся за роль Порфирия Петровича в «Преступлении и наказании» Достоевского. Выбор этот удивил многих, и еще больше — результат. В комике открылся новый диапазон, неожиданные пласты, неожиданные мысли, для которых понадобились новые слова. И они нашлись. Роль Порфирия Петровича была удачей, настоящей». (6)
«Я помню, что еще там, на третьем курсе, он играл Порфирия Петровича в «Преступлении и наказании» (,..), Это было нечто невероятное (...). Абрам Исаакович Белкин, крупнейший наш литературовед, крупнейший специалист по До стоевскому,— когда Володя с Романом [Вильданом] сыграли в «Преступлении и наказании» — в слезах вбежал за кулисы и сказал, что он впервые увидел [такого] Достоевского на сцене. Это была правда невероятная». (20)
Шуточная фотография студенческих лет. Слева А. Аихитченко.
«Первый раз я увидел Высоцкого в 1958 году осенью. После окончания ВГИКа я работал у кинорежиссера Бориса Барнета. Однажды к нам в группу при шла пробоваться «мужская часть» старшего курса Школы-студии МХАТа. Все мы сразу же обратили внимание на высокого, могучего парня с густой гривой курчавых волос и громовым голосом — это был Епифанцев, еще студентом сыгравший Фому Гордеева в фильме Марка Донского. Однако Барнета заинтересовал другой студент. Невысокий, щупловатый, он держался особняком от своих нарочито шумных товарищей, изо всех сил старавшихся понравиться Барнету. За внешней флегматичностью в этом парне ощущалась скрытая энергия. Это был Высоцкий.