По иронии судьбы, именно на момент своего знакомства с Влади Высоцкий получил предложение сыграть в кино роль большевика, который нелегально действовал в среде… французских военных (фильм «Интервенция»). В реальной жизни наш герой, конечно, нелегалом не был (то есть в штате КГБ не состоял), однако источником информации был определенно. Причем сам об этом он мог и не догадываться. Люди, подобные Высоцкому, имеющие пагубное пристрастие к алкоголю, с точки зрения разведки вообще являются лакомым куском для оперативной разработки. Ведь если на трезвую голову человек еще имеет возможность сохранять здравость рассудка, то будучи подшофе он становится настоящей «канарейкой» (так на языке спецслужб называют болтливых людей) и может «принести в клюве» столь ценную информацию, которую никогда бы не сболтнул, находясь в трезвом уме. Можно даже предположить, что КГБ специально подсылал к Высоцкому людей, которые спаивали его, чтобы потом выудить у него ту информацию, которая могла заинтересовать чекистов.
Возвращаясь к вопросу о браках представителей советской богемы с иностранцами, отметим, что они стали входить в моду именно в 60-е годы. Причем самой активной была как раз «французская линия», поскольку Франция, повторимся, всегда сильно интересовала как царскую Россию, так и коммунистический СССР в политическом, экономическом и культурном аспектах. Из наиболее громких браков по этой линии отмечу следующие: кинорежиссер Андрей Кончаловский женился на француженке русского происхождения Маше Мериль, переводчик и сценарист Давид Карапетян — на переводчице издательства «Прогресс» и члене Французской компартии Мишель Кан. Были и обратные примеры — когда недавние французы переезжали жить в СССР и здесь женились на советских гражданках. Так было в случаях с журналистом Владимиром Познером (по слухам, его отец сотрудничал с КГБ и имел оперативный псевдоним Каллистрат) и художником Николаем Двигубским. Последний, кстати, являлся двоюродным братом Марины Влади, что, естественно, было лишним стимулом для нее проявлять повышенный интерес к России.
Отметим, что, когда в 65-м Влади была в Москве (на МКФ), она в «Таганку» не приходила, хотя та уже существовала больше года и слух о ней уже дошел до французских интеллектуалов. Видимо, тогда ее никто туда не приглашал, поскольку она была несвободна — как уже отмечалось, на тот МКФ она приезжала с французским мужем. Теперь же, в 67-м, ее прежний брак развалился, и хотя сердце Влади было опять несвободно (оно было занято известным румынским актером, о котором речь еще пойдет впереди), однако официального штампа в паспорте у нее пока не было. Поэтому у тех, кто приглашал ее в «Таганку», могли возникнуть определенные надежды на то, что этот роман вполне может быть перекрыт другим — с кем-то из таганковских актеров. Может быть, даже и с Высоцким, поскольку тот давно был в нее влюблен и никогда этого не скрывал.
Всеволод Абдулов позднее будет рассказывать о том, как они с Высоцким иной раз ходили в кинотеатр «Иллюзион» (открылся в начале 66-го), чтобы в документальной кинохронике специально отыскивать эпизоды именно с участием Марины Влади. Что касается последней, то она о своем знакомстве с Высоцким вспоминает следующим образом:
«Шестьдесят седьмой год. Я приехала в Москву на фестиваль, и меня пригласили посмотреть репетицию „Пугачева“, пообещав (интересно бы узнать, кто именно был тот обещатель. — Ф. Р.), что я увижу одного из самых удивительных исполнителей — Владимира Высоцкого. Как и весь зал, я потрясена силой, отчаянием, необыкновенным голосом актера. Он играет так, что остальные действующие лица постепенно растворяются в тени. Все, кто был в зале, аплодируют стоя.
На выходе один из моих друзей приглашает меня поужинать с актерами, исполнявшими главные роли в спектакле. Мы встречаемся в ресторане ВТО — шумном, но симпатичном… Наш приход вызывает оживленное любопытство присутствующих. В СССР я пользуюсь совершенно неожиданной для меня известностью. Все мне рады, несут мне цветы, коньяк, фрукты, меня целуют и обнимают… Я жду того замечательного артиста, мне хочется его поздравить, но говорят, что у него чудной характер и поэтому он может и совсем не прийти. Я расстроена, но у моих собеседников столько вопросов…
Краешком глаза я замечаю, что к нам направляется невысокий, плохо одетый молодой человек. Я мельком смотрю на него, и только светло-серые глаза на миг привлекают мое внимание. Он подходит, молча берет мою руку и долго не выпускает, потом целует ее, садится напротив и уже больше не сводит с меня глаз. Его молчание не стесняет меня, мы смотрим друг на друга, как будто всегда были знакомы… Ты не ешь, не пьешь — ты смотришь на меня.
— Наконец-то я встретил вас…
Эти первые произнесенные тобой слова смущают меня, я отвечаю тебе дежурными комплиментами по поводу спектакля, но видно, что ты меня не слушаешь. Ты говоришь, что хотел бы уйти отсюда и петь для меня. Мы решаем провести остаток вечера у Макса Леона, корреспондента «Юманите». Он живет недалеко от центра. В машине мы продолжаем молча смотреть друг на друга… Я вижу твои глаза — сияющие и нежные, коротко остриженный затылок, двухдневную щетину, ввалившиеся от усталости щеки. Ты некрасив, у тебя ничем не примечательная внешность, но взгляд у тебя необыкновенный.
Как только мы приезжаем к Максу, ты берешь гитару. Меня поражает твой голос, твои сила, твой крик. И еще то, что ты сидишь у моих ног и поешь для меня одной… И тут же, безо всякого перехода говоришь, что давно любишь меня.
Как и любой актрисе, мне приходилось слышать подобные неуместные признания. Но твоими словами я по-настоящему взволнована. Я соглашаюсь встретиться с тобой на следующий день вечером в баре гостиницы «Москва», в которой живут участники кинофестиваля…»
Это — воспоминание живой участницы тех событий. Между тем свидетелей той встречи было еще несколько человек, и каждый из них вспоминает о ней по-своему. Вот как запечатлелись те дни в памяти фотожурналиста Игоря Гневашева:
«Узнав, что в Москву приехала Марина Влади, я решил делать о ней фотофильм — чуть ли не каждый день жизни. Нас познакомили, и я ходил за нею всюду, и я видел, как они впервые встретились, — и он влюбился в нее в коридоре, мгновенно, с ходу, я видел это по его лицу совершенно ясно… По-моему, это Ия Саввина повела Марину после репетиции „Пугачева“ за кулисы, в гримерку. Мы шли по коридору, и вдруг навстречу — он, с сопровождающими, естественно, лицами. Увидел „колдунью“, чуть опешил и, маскируя смущение, форсированным, дурашливо театральным голосом: „О, кого мы видим!..“ Она остановилась: „Вы мне так понравились… А я о вас слышала во Франции… Говорят, вы здесь страшно популярны“.
Потом всей кучей сидели в его гримерке, пили сухое вино, и он, конечно, взял в руки гитару».
О событиях следующего дня вновь вспоминает М. Влади:
«В баре полно народу, меня окружили со всех сторон, но как только ты появляешься, я бросаю своих знакомых, и мы идем танцевать. На каблуках я гораздо выше тебя, ты встаешь на цыпочки и шепчешь мне на ухо безумные слова. Я смеюсь, а потом уже серьезно говорю, что ты — необыкновенный человек и с тобой интересно общаться, но я приехала всего на несколько дней, у меня сложная жизнь, трое детей, работа, требующая полной отдачи, и Москва далеко от Парижа… Ты отвечаешь, что у тебя у самого — семья и дети, работа и слава, но все это не помешает мне стать твоей женой. Ошарашенная таким нахальством, я соглашаюсь увидеться с тобой завтра».
А вот как запечатлелись те дни в памяти тогдашней жены нашего героя Людмилы Абрамовой:
«Помню приход Володи в июле 67-го. Аркадий Стругацкий жил с семьей на даче, мы его давно не видели. И гостей не ждали: у меня болели зубы, и физиономию слегка перекосило. Я была не дома, а у Лены, они с матерью, моей теткой, жили на улице Вавилова в первом этаже громадного кирпичного дома с лифтерами и пышным садом у окон. Аркадий позвонил именно туда, сообщил, что он в Москве, что скоро будет, потому что надо отметить событие: общий наш друг Юра Манин получил какую-то премию, или орден, или звание, уж не помню, но что-то очень хорошее и заслуженное. Зуб мой прошел, и физиономия распрямилась и просияла. Мы с Леной принялись за работу: застучали ножи, загремели сковородки. Форма одежды — парадная. Позвонили Володе в театр, там «Пугачев», спектакль недлинный, приходи к Лене, будет А. Стругацкий. Играй погениальней, шибко не задерживайся. Ну подумаешь — фестивальные гости на спектакле. Ну поговоришь, они поохают — и к нам. Стругацкий пришел с черным портфелем гигантского размера, величественный, сдержанно-возбужденный…