Редко, но случались «домашние вечера поэзии». Владимир совершенно блистательно читал Маяковского, вспоминала Иза. Мы могли быть вдвоем, и я приставала и очень просила его почитать. Она не скрывала, что не любила Маяковского, не понимала его, но когда читал Володя, то обнаруживала для себя совершенно другого поэта.
Во второй половине 50-х нарасхват шли свежие номера журналов старого «Нового мира», новорожденных «Юности» и «Иностранной литературы». Открывались выставки импрессионистов, с аншлагом шла неделя французских фильмов с дебютным киновизитом красавицы-колдуньи Марины Влади в Россию...
«Мы прорывались всеми способами на интересные спектакли, — позже рассказывал Высоцкий. — Когда в Москве гастролировал французский театр «Комеди франсэз», я на его спектакли через крышу лазил». Он помнил свои впечатления от «Сида» Корнеля. В одной из сцен актер Андре Фалькон спускался по белой лестнице, идущей откуда-то из-под колосников до самой авансцены. На нем был блестящий красный колет, ботфорты, бархатный плащ, огромная широкополая шляпа, которую он на протяжении своего сошествия медленно-медленно снимал. И когда он все-таки снял свою шляпу, женщины, сидевшие в зрительном зале, устроили овацию. «Если б такое, — мечтал будущий таганский Гамлет, — свершилось в моей жизни!..»
У памятника Маяковскому в центре Москвы стайками собирались молодые поэты. Над площадью звучали неизвестные имена и новые стихи.
— Вовка, ты такого поэта Коржавина знаешь?
— Честно говоря, не-a. А что?
— Да вот вчера на Маяковке по рукам ходило. Я переписал, слушай:
— Ничего. Как, говоришь, фамилия?
— Наум Коржавин.
— Запомню. Кто такой, не знаешь?
— Говорят, был студентом Литинститута, исключили. Вроде бы даже сидел... Да, а ты слыхал, что Пастернаку в Швеции Нобелевскую премию дали?
— Быть не может! Ты что?!
— Точно. За «Доктора Живаго». Он уже телеграмму в Стокгольм отбил. Мне девки с телеграфа переписали: «А Эстерману, секретарю Нобелевского комитета. Благодарен, рад, горд, смущен. Б. Пастернак. 29 октября 1958 года». Хочешь, бери на память, у меня копии еще есть, — был великодушен завсегдатай встреч у памятника веселый старшеклассник Сева Абдулов.
— Спасибо-
Юность Севы счастливо совпала с хрущевской оттепелью. Позже он вздыхал: «Замечательное было время! Как я попал на площадь Маяковского, совершенно не помню. Иду, смотрю: стихи читают — остановился... Я стал ходить туда достаточно регулярно... Кто хотел — выходил к постаменту, читал стихи. Свои или чужие. Я там много чего читал: Цветаеву, Пастернака... Давида Самойлова — у него тогда много ненапечатанных стихов было. Я старался читать то, что не напечатано, что мало знали... Нас то и дело хватали, арестовывали, сажали на пятнадцать суток... Однажды у меня был серьезный разговор с Володей Буковским, я сказал ему: «Я не революционер. Это не мой путь. Я не делаю подлостей, по мере сил помогаю хорошим людям. Я могу прийти на площадь, почитать мои любимые стихи, и мне плевать, что кто-то запретил их печатать. Но заниматься революционной деятельностью — это не мое призвание».
Кстати, годы спустя, когда Буковского КГБ изолировало от общества, Владимир Высоцкий по просьбе Абдулова бегал по Москве в поисках толкового адвоката для «революционера» Буковского. Но помощь не понадобилась — «обменяли хулигана на Луиса Корвалана...».
Но, как позже определил Высоцкий, в отношениях с Изой «в основном была проза, а стихи были реже...». 1-я Мещанская, из метро направо, дом 76, квартира 62. Напротив входной двери — комната Нины Максимовны и Жоры. Рядом — комната Шеи Моисеевны и ее сына Миши. Следующая — общая, так называемая «столовая».
26 апреля 1958 года наконец состоялся дипломный спектакль «Пэстиница «Астория». Даже с афишей и программкой, где в числе исполнителей значились: Полина — И. Мешкова, Боец — В. Высоцкий, студент II курса актерского факультета...
Но далее семейные (гражданские) узы молодых подверглись испытанию на прочность. После смотрин в Театре Советской Армии Изу, как она выразилась, охватило «тягостное чувство неловкости», и она была готова уехать хоть к черту на кулички, а потому безмерно обрадовалась, получив приглашение от Романова, главного режиссера Киевского театра русской драмы имени Леси Украинки.