Ядром роли у Высоцкого была зловещая идейность фон Корена. Актер создавал портрет человека, находящегося в плену ложной идеи. Он даже как будто ставит эксперимент — целиком подчинить свое житейское поведение теории — и не замечает, как оказывается главным действующим лицом трагикомической ситуации. Поборник «прогресса», зоолог пробует претворить свою теоретическую задачу в форме, давно отошедшей прошлому. Только случай — вопль дьякона «под руку»— помешал фон Корену застрелить Лаевского на дуэли.
Впрочем, только ли случай? В игре Высоцкого возникал штрих, который давал основание предполагать, что его фон Корен в глубине души рад осечке. На неуловимо короткое мгновение мягчели жесткие черты его лица, за очками мелькало нечто такое, что можно было принять за выражение облегчения. Убить человека даже во всеоружии теории и личной убежденности оказывалось и для него делом трудным.
Отсюда шел переход к финалу, странному и как будто неожиданному.
Через несколько месяцев после дуэли, уезжая из поселка, фон Корен, по совету доброго доктора Самойленко, идет прощаться к Лаевскому. В этом эпизоде он выглядит совсем по-другому: чуть сгорблен, плечи опущены, взгляд растерян. Четкая линия жизни фон Корена как бы размылась. Цельность его идеи и поступков дала трещину. В этой роли в новом человеческом и культурном материале снова звучал мотив шаткости, неустойчивости мнимой силы.
ЧАСТЬ 5.В одном из лирических стихотворений Высоцкий сказал о Пушкине: «поэт поэтов». В первой работе актера над пушкинским сюжетом порою ощущается робость, словно его сковывает мощь помыслов и свершений гения. Впрочем, возможно, что тушевался он не перед Пушкиным, а вследствие причудливости, если не сказать эксцентричности задания, которое перед ним выдвинули режиссер Александр Митта, сценаристы Валерий Фрид и Юлий Дунский, допридумавшие незавершенную Пушкиным историю его славного прадеда Абрама Ганнибала. В картине «Сказ про то, как царь Петр арапа женил» (1976) историческая подоплека сюжета обработана в духе народного лубка — это как бы полуфольклорный вариант обстоятельств женитьбы царского крестника. Народная фантазия укрупняет основные черты реального характера. Дерзновение, размах, азарт преобразований Петра артист Алексей Петренко играл размашисто, весело, с феноменальным своим темпераментом. Вести дуэт с таким исполнителем — дело до чрезвычайности нелегкое.
Реальный Абрам Ганнибал вошел в историю как умный, инициативный и верный приверженец Петра I — один из тех, кого поэт назвал «птенцы гнезда петрова». Владимир Высоцкий в роли Ибрагима играл преданность великому обновителю русской жизни, но и независимость характера, свободу суждений, нежелание подчинять свою частную жизнь государственным интересам. Он был поэтом и мыслителем и в свои отношения с царем внес призвук темы «бедного Евгения» из другого петровского сочинения Пушкина — поэмы «Медный всадник».
Многое из задуманного актером в роли Ибрагима по разным причинам не вылилось в крупный результат. Самой же горькой потерей был отказ режиссера от двух превосходных песен-комментариев к фильму —«Песни о петровской Руси» и «Как во смутной волости...».
ЧАСТЬ 6.Почему, принимаясь за постановку «Маленьких трагедий» Пушкина, Михаил Швейцер предназначил Высоцкому роль Дон Гуана? Он мог бы найти исполнителя с более «донжуа-нистыми» статями — кого-нибудь жгучего, высокого, неотразимо раскованного. Надо думать, выбор решили не внешние данные. Как нельзя более соответственными представлялись мужественность, напор, благородство жеста, тембровое богатство голоса и едва ли не превыше всего — замечательный дар освоения стиха, который в произношении Высоцкого звучит безупречно музыкально и одновременно прозрачно по смыслу.
Действия Дон Гуана в «Каменном госте»— это серия любовных натисков, рожденных лукавым и разрушительным умыслом и легендарным темпераментом. Пыл разрушения и наслаждения охлаждается привычкой философствовать о бренности мира, о жизни и смерти.
В исполнении Владимира Высоцкого Дон Гуан горд, строптив, неукоснительно блюдет кодекс дворянской чести, он не только соблазнитель, но и в ' высшей степени увлекающийся человек. Однако, следуя большой исполнительской традиции, актер не «купался» в радости любовных утех, не играл ветреника. Высоцкий удивил своей трактовкой: не было в роли взрывов бешеного темперамента, которые он вполне мог бы показать зрителю, не было холодных, опасных вспышек злого ума (только что сыграв в театре Свидригайлова в инсценировке «Преступления и наказания», он доказал, как впечатляющ бывает в эти мгновения), не было повелительных проявлений силы, желающей все подчинить себе. На дне слов и поступков этого Дон Гуана лежала горечь разочарования, усталость от вечной гонки за идеалом — призрачным, ускользающим.