И вот таким образом, очень просто и незатейливо, он вытащил тот клин, который торчал в моём сердце. После этого мы пришли в гостиницу, чемодан был разобран, а в съёмочной группе так и не узнали, что я готов был уехать.
А рано утром мы уезжали на натуру пролога — Левченко и Шарапов ползут через линию фронта, за колючей проволокой берут „языка" (кстати, „языком" был сын Марины Влади Петька Оссейн). Потом пошли взрывы, мы ползли через болото, потом погиб наш третий товарищ по этой сцене. Тем не менее, „языка" мы притащили.
В фильм пролог не вошёл, Говорухин от него отказался, у меня только осталось несколько фотографий этого пролога. Помню, когда Витюша Павлов снял с себя мокрую и грязную гимнастёрку, я увидел у него на спине штук двадцать засосов от банок. Дело в том, что у него только что закончилось воспаление лёгких, но вот такой он был ответственный человек: раз съёмки, то надо ехать. Другой начал бы кобениться, капризничать: я только что переболел, а вы меня в болото суёте! Он позаботился тогда обо мне, а о себе он не очень и думал. В этом симбиозе был весь Павлов, этого человека я до конца дней своих буду вспоминать с величайшей благодарностью.
Я так подробно говорю, потому что Вы задали крайне для меня важный вопрос. У меня был старший брат, который умер от полиомиелита, когда мне было два года. И всю жизнь я испытывал огромный внутренний душевный диссонанс. У меня были прекрасные родители, которых я очень любил, но мне всегда не хватало старшего брата. И Витюша — теперь я могу в этом признаться, — как бы отчасти стал моим старшим братиком, в котором я всегда нуждался. Он появился более чем вовремя и успел мне протянуть руку, пока я не наломал дров. Скандал был бы ужасный, ведь сняли на тот момент почти треть фильма. И даже если бы я был прав, всё равно нашлись бы люди, считавшие, что я не имел права этого делать.
В итоге, мы сделали фильм, который считается народным, который стал одним из лучших в своём жанре. Прошло двадцать пять лет, поколения меняются, а многие люди продолжают ценить нашу картину. И это при том, что на всех каналах — один криминал, а люди смотрят „Место встречи изменить нельзя".
Эта картина лишний раз доказала, что даже люди, что называется, с разных планет, как мы с Высоцким, могут идти на компромисс. Если бы между двумя Володями антагонизм только продолжал развиваться, художественное произведение не могло получиться. Конфликтная ситуация между двумя героями — это нонсенс, в этом случае фильм не может получиться. Плёнка обладает великим качеством лакмусовой бумажки, — она проявляет глаза актёрские. Как бы ты ни пыжился объясняться в дружбе своему партнёру, если продолжает накапливаться отрицательная энергия, то плёнка, целлулоид, это враньё в глазу обязательно увидит, какой бы талантливый артист ни был. И всякий артист это знает, поэтому со съёмочной камерой шутки очень плохи, — она тебя всё равно расшифрует.
М. Ц. — Меня всегда удивлял один момент. Братья Вайнеры на встречах со зрителями неоднократно говорили, что, по их мнению, невозможно поверить, что Шарапов мог быть командиром разведроты и тащить на себе здоровенного „языка", который к тому же ещё и сопротивляется. Но при этом ведь известно, что образ Жеглова, который в романе — большой и плечистый мужик, они переписали так, чтобы эта роль подходила бы Высоцкому по внешним данным. Наверняка вопрос о том, мощный или не очень человек Шарапов, вставал и во время съёмок. Так почему нельзя было вместо командира разведроты сделать из Шарапова просто командира роты? Тогда бы не пришлось потом говорить, что образ получился неубедительный…
В. К. — Ну, это вопрос чисто технического свойства, и вопрос работы редакционного аппарата объединения „Экран". Они тоже свою ручонку приложили, да ещё какую… Помните, в начале пятой серии Шарапов встречается с девушкой, выдающей себя за подружку Фокса Аню. По сценарию она говорит: „Ну, ты, хрен с горы!" Но целомудрие редакции не позволило никакого „хрена", поэтому прозвучало: Ну, ты, ком с горы!"
А что касается командира разведроты Шарапова… Теперь Вы знаете о прологе картины. Если бы Вы видели, как я там тащу „языка" по полю и по болоту, и отстреливаюсь при этом… Если бы люди это видели, то уже, наверное, ни у кого бы не возникло вопроса, как Конкин мог тащить кого-то на себе. В конце концов, мой Павка Корчагин построил узкоколейку.
Я жилистый человек. Разные накаченные идиоты, у которых есть накачанные мышцы, но нет силы духа, загибаются и подыхают быстрее. А мы ребята жилистые!»[155].
Самостоятельно Высоцкий снял в «Месте встречи…» лишь несколько сцен, однако так или иначе помог очень многим участникам творческого коллектива, в том числе С. Светличной:
«Пригласил меня играть Говорухин, а Володя мне помог во время съёмки. Он подал идею, чтобы наш с ним диалог происходил не в комнате, где должна была лежать убитая Лариса Груздева, сестру которой я играю, а на кухне. И мне это очень помогло. Вы понимаете: когда женщины переживают, они должны или стирать, или мыть, или есть. Что-то в этом роде. Убирать, стирать, гладить…
А мне в руки дали тарелку и полотенце, и вся эта пластика легла на состояние этой моей героини по имени Надежда. А потом уже я предложила кое-что. Я сказала, что, наверное, не бывает так, чтобы труп так долго лежал в комнате. Я говорю: „Очертите мелом то место, где лежало тело. Так обычно делают. А я войду — и испугаюсь того, что на полу очерчен контур трупа моей сестры". И я считаю, что психологически это правильно было сделано. На мой взгляд, эпизод получился. Недавно пересматривала этот фильм, и знаете, мне очень понравилась наша сцена с Володей.
М. Ц. — На съёмках „Места встречи…" Высоцкий попробовал себя в качестве режиссёра…
С. С. — Слава Говорухин, как мне показалось, устал снимать этот фильм. Я помню, он как-то посмотрел на небо и говорит: „Не надо снимать. Скоро дождь пойдёт". Как повод не работать. А Володя Высоцкий уже готовился сам снимать свой первый фильм, и Слава давал ему возможность самому снимать какие-то куски.
М. Ц. — Вы сами присутствовали при этом? Как Вам кажется: у Высоцкого были способности режиссёра?
С. С. — Присутствовала. Задатки режиссёра у него были — это несомненно! На мой взгляд, он был очень хорошим „актёрским" режиссёром, чувствовал материал. Если бы Володя стал режиссёром и пригласил меня сниматься, я бы побежала без оглядки!»[156]
Не только С. Светличной помог Высоцкий. Он был полон замыслов. Об этом вспоминает исполнитель роли фотографа Гриши Л. Перфилов:
«Высоцкий отличался удивительным качеством: партнёров уважал. Бывало, конечно, вмешивался, спорил и посылал. Но как без этого? Творчество… Это та атмосфера, в которой все считают себя авторами. Иногда Говорухин приходил растерянный: „Не знаю, как снимать сцену". И начинались импровизации. Кто во что горазд! Например, знаменитую сцену со стулом, на котором Векшин сидит, придумал Высоцкий. Или сцена в бильярдной. Высоцкий, кстати, очень плохо играл в бильярд, а Куравлёв это делал замечательно. Представьте себе, что рисунок куравлёвской роли сочинил тоже Владимир Семёнович. Куравлёв не мог чувствовать себя преступником. И сцена, когда он деньги вынимает из кармана, придумана Высоцким.
„Место встречи…" планировался как 7-серийный фильм. В Госкино сказали, что должно быть пять. Так 5 и осталось. Картину многие курировали. В том числе, и ЦК комсомола. Я уж не говорю, что в роли Шарапова был просто ходячий комсомольский памятник. Иногда слышу: „Высоцкий переиграл Конкина". Но немногие знают, как после двух отснятых серий „Эры милосердия" (первоначальный вариант названия) Конкина с этой роли хотели снять вообще. Высоцкий задавил его напрочь, и это изменило концепцию роли»[157].