Движения отдельных людей были хаотичны, их вращало, словно щепки в водовороте. Однако, сам поток двигался вполне целенаправленно — к руководящему креслу.
Приятелей оттеснили в сторону. Злоумышленники с изумлением и ужасом наблюдали за движением человеческой массы. Они смотрели на знакомые лица коллег и не узнавали их. Лица незваных гостей были искажены, глаза прикованы к креслу. Толпа производила неистовый водопадный гул. Он складывался из однообразных криков:
— Моё!
— Нет, моё!
— Мне принадлежит!
— Я заслужил!
— Я раньше!
— Нет, я!!!
Словно пчелиный рой, окружили медики кресло. Цепко ухватившись за него, каждый что было сил тянул к себе. Послышался треск. Возгласы усилились. Гул перерос в рёв.
Вдруг толпа распалась. Каждый отскочил к стене, безумно поводя глазами и прижимая к груди части уже не существующего кресла — кто ножку, кто подлокотник, а кто и просто кусок обивки.
Грянула тугая тишина. Безумцы с жадностью ощупывали захваченные сокровища. На полу валялись оторванные пуговицы, лоскуты материи. Лица медиков украшали ссадины и кровоточащие царапины. Тагимасад и Петел тупо смотрели на место, где только что находилось их сокровище.
— Ну, гады! Ну, грабители! — вдруг забормотал Тагимасад и, как сомнамбула, двинулся к ближайшему коллеге.
Петел увидел, как первобытно сощурились глаза многоуважаемых коллег, как сжались их руки на добыче, и понял, что сейчас куски мебели превратятся в смертоубийственные орудия.
Он тоненько пискнул и стал отступать к двери. Пришла дикая и несвоевременная мысль: «А кто должен вскрывать погибшего судмедэксперта?»
В следующее мгновение произошло нечто, предотвратившее кровавое побоище. Куски кресла затрепыхались, словно живые. Они выскользнули из рук медиков и, коротко мелькнув в воздухе, с глухим стуком соединились. Изумлённым взорам явилось абсолютно целое кресло.
Неугомонные медики вознамерились повторить акт вандализма и разом качнулись в сторону кресла.
Но произошло ещё одно событие, сразу умерившее их пыл.
Помещение вдруг наполнил тяжёлый голос невидимого существа:
— Пошли прочь! — в голосе слышалась явная угроза. — И не вздумайте повторять подобное! Ваши тайные пружины для меня явные. Вон!!!
Кресло, влекомое невидимой рукой, исчезло в потолке. Жёлтые от скудного освещения, а ещё более от неприятных предчувствий, эскулапы побрели прочь. Последними, не глядя друг на друга, вышли Тагимасад и Петел.
13
На пятиминутку Эбис и Дмитрий чуть не опоздали. Пришлось сесть впереди.
Рядом с ними сидели только двое коллег. Ближе— Тагимасад. Он был мрачен и то и дело потирал небритый подбородок. Петел, сидящий с краю, горбился и от этого казался ещё меньше. Огромный заводной ключ как-то странно и дико торчал над его головой; масляно поблёскивали погнутые лопасти.
Сидящие сзади коллеги шушукались и бросали на патанатома и психиатра странные взгляды.
Эбис почувствовал, что произошло нечто из ряда вон выходящее.
— Что случилось? Что такое? — расспрашивал он, выворачивая шею.
— Эти двое… Вчера вечером… — принялись объяснять соседи.
Честноков повернул в сторону говоривших свой клювонос и грозно призвал к тишине. Собеседники подавились словами и торопливо повернулись к руководителю, глядя на него прилежно и преданно.
— Случился пренеприятнейший случай! — возвестил он, обильно хмурясь. — Я его единодушно осуждаю. Надеюсь, конечно, что вы присоединитесь ко мне. Как говорится, кто не с нами, тот не у нас.
Эбис, не зная, что же произошло, страдал. Как случилось, что на сей раз он узнаёт обо всем в последнюю очередь?!
Собрание походило на дурной сон. Большинство из выступающих — грязные и исцарапанные, будто побитые дровами, — несли с трибуны малопонятный вздор. Нет, в отдельности каждое слово имело смысл. Но вот фразы, из них составленные… Как ни напрягался Дмитрий, не мог он уразуметь, что же конкретно хотят сказать выступающие.
Из выступлений с неизбежностью явствовало лишь одно: судмедэксперт, он же патологоанатом, Тагимасад и психиатр Петел виновны, а потому должны быть осуждены общественностью и наказаны административно.
И тут Честноков сухим деревянным голосом вы-стучал неожиданную для друзей фразу:
— Сейчас от имени терапевтов выступит товарищ Эбис.
Главный склонил голову, прицелился носом в Дмитрия Марковича и, сверля его острым птичьим взором, произнёс:
— Приготовиться терапевту выездной бригады станции скорой помощи Дмитрию Марковичу.
Как же так? Как выступать? О чём говорить, если до прихода на пятиминутку они не знали ничего да и сейчас имели весьма неопределённое представление о случившемся? Отказаться бы надо от выступления! Сказать, что так, мол, и так…
Дмитрий взглянул на товарища, и ему почудилось, что лицо его расплывается в клубах какого-то тумана.
— И не вздумай отказываться, — процедил тот, не открывая рта. — Всё погубишь! Не видать тебе квартиры, как светлого будущего. Слушай внимательно, как я буду говорить. Попробуешь пересказать мою речугу своими словами.
Он встал и повёл плечами, поправляя сбрую, удерживающую заводной ключ. Уверенным шагом, чуть пружиня, с лёгкой заговорщической улыбкой Эбис взошёл на трибуну.
Дмитрий старательно вслушивался в звуки эбисового голоса. Сердце билось с такой силой, что порой выступающего он не слышал.
А выступал Эбис лихо. Начал он в мажорных тонах. Сообщил о больших достижениях коллектива, возглавляемого тов. Честноковым. Указал на работоспособность указанного коллектива и здоровый в нём моральный климат, который в значительной степени является заслугой руководства. «Однако, есть ещё между нас…» Тут голос Эбиса стал печален, задрожал. Обвиняющий перст его был направлен на усердно кающихся злоумышленников. В конце, когда Эбис призвал сплотить ряды, а равно усилить борьбу, голос его вновь обрёл силу.
Закончив речь, Эбис сошёл с трибуны с видом человека, хорошо поработавшего и ясно о-сознающего значимость своей работы.
Он плюхнулся на место и, повернувшись к Дмитрию, скорчил отвратительную рожу и подмигнул.
Зал аплодировал долго. Похлопали даже осуждаемые.
— Слово имеет Дмитрий Маркович…
Эбис подтолкнул Дмитрия. Тот с усилием встал и побрёл к помосту сквозь сгущающийся туман. Перед ним в такт его шагам раскачивалась трибуна, над которой висела картина местного художника. С картины с угрозой смотрели на Дмитрия трое зверского вида богатырей в белых халатах и белых же намордниках. Из неестественно вывернутой руки одного из них торчал устрашающей величины скальпель.
Дмитрий долго топтался у возвышенности в поисках ступеней. Зал тихо веселился.
Вот и трибуна. Дмитрий, чтобы помочь ослабевшим ногам, ухватился за края её.
— Товарищи, — прошептал он и умолк.
Что говорить дальше, он не представлял. Плавающий взгляд его остановился на Эбисе. Тот делал руками движения, изображая квадрат. «Квартира», — понял Дмитрий.
— Товарищи, — начал он снова. — Если коллектив небольшой и дружный — это хорошо. Если наоборот — это плохо. Хотелось бы заострить ваше внимание… Надо подчеркнуть положительные моменты и осудить отрицательные. За истёкший период… Да… Словом, недостатки надо осудить. Мы все, как один… Спасибо за внимание…
Раздались жиденькие хлопки. Дмитрий понял: всё-таки пронесло.
Умные ноги сами принесли его на место. Он, мокрый от пота, плюхнулся на стул и вдруг почувствовал, что невыносимо зудит кожа спины в том месте, куда упирается заводной ключ. Эбис дал ему дружеского тумака в бок.
— С боевым тебя, как говорится, — хохотнул он. — Первый блин… Ну ничего. Коллеги проглотили. Они ещё не такое привыкли глотать. А главное — руководство проглотило.
Дмитрий поднял голову. Глядя на него, высокое начальство одобрительно покачивало носом.