Не съюлишь – не выгадаешь, не выгадаешь – все спустишь.
– Ну вот и наюлили...
– Нет, ты представляешь, Павел, а ему ведь и княжить предлагали!
Новгородец только рукой махнул.
– Представляешь я к этому с докладом иду: Княже, надо решить насчет пошлинного тарифа с Ганзой, ха-ха-ха...
– Вот уж точно, что никогда б ты ко мне не зашел, – сказал елецкий Владимир, – тебя б я из приказа сразу турнул.
– А со шведом-ляхом, литовцем-германцем по-пе-ре-говор-ничать своего б попа деревенского елецкого послал?
– Да уж лучше его, чем тебя!...
– Дверь открылась, в дверях стоял митрополит Киприан.
– Все, ребятушки, миритесь, да в путь дорогу. Вместе поедите. Приказ великого князя. В дороге лаяться запрещаю, в дороге молиться совместно благославляю.
– Чего-то не то ты говоришь, владыка. Во первых мне с этим мириться, или лаяться не пристало. А во вторых и куда ж это теперь мне ехать? Да еще с этим вот. Спасибо за такого попутчика.
– Попутчика тебе терпеть придется, как и ему тебя, а ехать во Владимир. И не ехать, мчаться, что б пыль столбом.
– Во Владимир?! Да ты что, владыко? Что ж это за приказ такой великокняжеский?
– Из Владимира икону брать Царицы Небесной и нести ее сюда пешком крестным ходом. По Руси пост и молитва до прихода Ее сюда, до сретенья Ее здесь. Встречать ее я с народом буду.
– Эх, сказал бы я тебе, владыко, окромя сана!.. Повредились вы все тут что ли с горя? Ты небось на это его подбил?!
– Ошибаешься. Это он меня. Дай Бог и дальше так подбивать.
– Да не иконы надо носить, а из Москвы имущество, сокровища вывозить! С каким народом кого ты будешь встречать?! С бабами московскими и стариками? Они раньше Тамерлана встретят, его пики, сабли и копыта его коней! Семьи надо вывозить!..
– Нет, князь, Данила, бегства из Москвы не будет. Все останутся здесь.
– Что, так хочется геройски быть растоптанными конями Тамерлана?
– Нет, князь Данило. Всей Москвой молиться будем Царице Небесной, уже начали. Присоединяйся. Только в пути своем во Владимир. А сокровища и баб вывозить? Да далеко ли их увезешь от коней Тамерлана. Да и войско имеем.
– Ха-ха-ха, войско,.. прости владыко, грех такой смех, ни и то, что собрано, грех войском называть. Ну, сама дружина-ладно, эти хоть секиру держать умеют, да знают, что натягивать надо тетиву, а не древко, а уж работники-ополченцы... на коня как на печку залезают, копье как удочку держат, а щит как вон вахлак елецкий икону свою, вон к пузу прижимает.
– А он между причем, вахлак-то елецкий, двоих тамерлановых чудищ убил-победил. А ну как у ратников-ополченцев удесятерится сила?
– Да с чего, владыко?
– С того, Данила. Эх, слишком долго ты с иноземцами попереговорничал, как говорит вахлак елецкий. С Молитвы, Данило, с молитвы,.. – взял митрополит Данилу за плечи, крепко взял и к себе придвинул. Давно ничьих рук вот так не ощущал князь Данила, и никто никогда вот так не смотрел на него, как сейчас митрополит смотрит, и вообще не помнит, что бы митрополит вот так смотрел на кого-нибудь, тяжек, взыскующ, горек был взгляд митрополита, но одновременно как-то заботлив и просветлен. И еще казалось: вот-вот заплачет митрополит Киприан.
– Опомнись, Данилко, остынь, в себя приди, князь. И никогда больше то, что я слышал про плевок в доску, про слово Тамерлана... Выжги это из себя, князь. Ну хотя бы на эти дни, когда Царицу Небесную в Москву сопровождать будешь.
– А что, другого больше некого послать?
– Другого некого. С собой человек 20 стражи возьмешь из тех, кто секиру держать умеет и древко от тетивы отличает, с Владимирцами попереговорничать будешь, думаю неохота им будет с такой святыней расставаться. Да и кому охота.
– Что б на эту тему попереговорничать другие нужны, духовные с сане, а не я...
– И духовные будут, едут уже и ты пригодишься.
– Думаешь отнимать придется?
– Может и так. Главное, думаю, Сама Царица Небесная всем даст понять, что Ей угодно.
– А может Она не захочет Владимир покидать, а тут я с секирщиками?
– Захочет. Она ждет этого от нас.