Да, тяжек крест митрополичить на Святой Руси, тем более после почившего Алексия. Остро чувствовал Киприан богомеченность этой страны, с которой сроднился. И это только утяжеляло крест. Каждый раз после утреннего и вечернего правила спрашивал себя: а до конца ли, без оглядки ли, с пользой ли ответственностью ты несешь свое служение? И отвечал себе с чистой совестью: до конца, без оглядки, с полной ответственностью. И что бы не случилось с землей этой, с народом этим, их участь будет и его участью. А тут еще напасть эта. Чувствовал Киприан, что то, что надвигается, есть самый страшный, самый ответственный момент его жизни. И нету рядом ни Сергия, ни Алексия. Все самому решать. Однако рядом Евдокия и соколенок ее Василек, а это – немало.
«Молитвами отец наших... Господи, помилуй нас...» – раздался звонкий голос за дверью.
– Аминь. Входи Василий Димитрич. Мир тебе князь – государь и благословение.
– Прости, владыко, давешнюю мою дурь-грубость...
– Давно все прощено, государь, и ты меня прости за дурной совет. Войско не должно прятаться по лесам, войско должно на поле боя драться, а уж там, как Господь решит. Сейчас пойду воинство твое благословлять, окроплять. Ну, да и в путь-дорогу. Да и Ока-река, широка – глубока, в помощь вам, хоть сколько, а утонет в ней страшилищ этих.
– Вряд ли, владыко, кто-нибудь из них утонет в Оке. Когда они переправлялись через Волгу, никто не утонул. Их кони плавают также, как и скачут. А когда они переправляются, с той стороны их лучники стреляют из лука. И лучники же стреляют с лодок, которые плывут спереди и сзади всадников. Две тысячи возов в обозе Тамерлана возят стрелы, при переправе и при начале атаки, что у Коломны будет одно и то же, выпускается миллион стрел за час. Большая часть моего войска должна быть убита этими стрелками.
– Государь, тогда, поясни,.. одно дело вести войско на смертный бой, а другое – на убой. Грех вести людей на убой, Василий Димитриевич.
– И я не поведу их на убой, владыко. И порукой этому будешь ты. Слушай меня, что я решил, прости, что в духовном деле совет тебе даю, да нет, не совет даже, – приказ. И он уже выполняется. Мои гонцы уже в дороге, другие ждут, что бы печатью твоей митрополичьей скрепить. По всем городам и весям, всей нашей Святой Руси матушки вот с сейчастного момента, всем православным, все бросить, все работы – заботы и в строгом посте три дня молиться только, о Пресвятой Владычице нашей Богородице...
– Почему три дня, Государь?
– Потому что больше не отпущено. И потому что примерно столько идти крестным ходом до Москвы из Владимира с Владимирским образом, с тем, что из Константинополя. Князю Андрею Боголюбскому помогала, булгар прогнала...
– Тамерлан это не булгары.
– Вот именно, владыко Киприан. Такой напасти не было на Руси. Нет, Киприан, не напасть это, это, слов у меня, ...не подберу никак,.. плохо вы меня выучили, не по мне престол Московский... это испытание Божье нам, владыко, так я нынче думаю, или мы воистину Святая Русь, или... А ты плохо сказал, владыко. Да, Тамерлан это не булгары, ну и что?! Ей без разницы кто Ее дом пришел разорять, пьяный разбойник с топором из леса, Тамерлан ли с войском своим, или хоть тьма Тамерланов со всеми головорезами вселенной, сколько их там ни будь. Али мы не Дом Пресвятой Богородицы? Ну нету у нас защиты против Тамерлана, нету... Да как нету?! А – Сама?! Сама Хозяйка Дома Своего, Дома Нашего али не защитница?! Удесятери, Владычица, силу войска моего, дай защитить дом твой... Спаси землю Русскую. Если так, мы так возопием всей землей, всей державой!.. Если двое или трое просить будут, то Сын Ее посередь них, а если не двое и не трое, а всей землей. Единым плачем, единым дыханьем. И мы ж не просто так, мы ж не простые, владыко Киприан, мы жители дома Его Матери, мы подданные Святой Руси. Неужто такая молитва небеса не пробьет?!
Обнял митрополит великого князя.
– Не надо пробивать небеса, Василек.
– Да – да... это я... говорю ж, слова мои ... так и боюсь ляпнуть чего не так, тяжек мне крест княжеский родительский.
– Нет, Василек, как раз по тебе. Похвала мужу пагубна, но то, что ты решил, это здорово, это – то самое. Да, – настало время мое. И – твое... А если Владимирцы икону не отдадут?
– Как это не отдадут? Силой взять, объяснить...
– Сам поеду.
– Нет, ты останешься здесь, ты ее встречать будешь. За порядок в Москве с тебя спрошу. Хотя, мне уже спрашивать не придется.