Выбрать главу

Эти прикавказские народы, входившие прежде в состав Турко-Хазарской державы, после ее распадения сделались независимы. Могущество ее, сильно потрясенное в X веке Печенегами и Русью, в XI веке было разрушено напором Половецкой орды. К XIII веку на нижней Волге существовал только небольшой остаток этой державы, в котором еще властвовали итильские каганы; по всей вероятности, они уже платили дань хищным обитателям степи[9].

IX

СМОЛЕНСК И ПОЛОЦК. ЛИТВА И ЛИВОНСКИЙ ОРДЕН

Обособление Смоленских Кривичей. — Ростислав-Михаил. — Роман и Давид. — Торговый договор Мстислава Давидовича. — Стольный город и другие города Смоленской земли. — Полоцкие Кривичи. — Рогволод Полоцкий и Ростислав Минский. — Строптивость полочан. — Двинские камни. — Вмешательство смолян и черниговцев в полоцкие смуты. — Стольный Полоцк. — Св. Евфросиния. — Города и пределы Полоцкой земли. — Литовское племя и его подразделение. — Его характер и быт. — Религия литовская. — Жрецы. — Миссионеры-мученики. — Погребальные обычаи. — Пробуждение воинственного духа. — Родовые союзы. — Природа и население Балтийского края. — Немецкие торговцы и миссионеры. — Мейнгард и Бертольд. — Альберт Бухсгевден и основание Ливонского ордена. — Порабощение ливов и латышей. — Полоцкий князь Владимир. — Порабощение эстов. — Датчане в Эстонии. — Столкновение с новгородцами. — Взятие Юрьева. — Покорение Зимголы и Куронов. — Соединение Ливонского ордена с Тевтонским. — Закрепощение туземцев. — Рига

Северо-западный угол Алаунского пространства представляет Валдайское плоскогорье, пересеченное живописными холмами и глубокими оврагами. Это плоскогорье можно назвать по преимуществу областью источников. Здесь между холмами залегают многочисленные озера, из которых берут свое начало три великие русские реки: Волга, Днепр и Западная Двина. От этого плоскогорья область Двины и ее притоков постепенно понижается к Балтийскому морю. Ее равнинный характер нарушает только гряда холмов, которые отделяются от плоскогорья, пересекают течение Двины, Верхней Березины, Вилии и теряются в низменностях реки Немана. Все это пространство с его скудною, песчано-глинистою почвою, обилием стоячих и текучих вод, с его дремучими лесами, преимущественно еловыми, издревле было обитаемо многочисленным славянским племенем, известным под именем кривичей. Уже с самого начала Русской истории мы находим в Кривской земле два средоточия, около которых развивалась местная, областная жизнь этого племени. То были Смоленск и Полоцк. Последний, как известно, ранее других областей выделился из общего состава собранной киевскими князьями Руси, получив особую династию в лице потомков урожденной полоцкой княжны Рогнеды и ее сына Изяслава Владимировича. Смоленская же область получила свою особую ветвь русского княжеского рода с половины XII века. Вместе с Волынью она сделалась наследственным владением старшей линии Мономаховичей, т. е. потомков Мстислава I: Волынь досталась в удел его сыну Изяславу II, а Смоленск — другому сыну, Ростиславу. Известна неизменная дружба, которая связывала этих двух братьев, их борьба за Киев с дядею Юрием и черниговскими князьями.

Ростислав-Михаил ознаменовал себя внутренним устроением Смоленской земли, в особенности попечениями о делах церковных и постройкою храмов. До него хотя упоминаются некоторые епископы в Смоленске, но особой архиерейской кафедры здесь еще не было. В церковном отношении Смоленск причислялся к епископии южного Переяславля. Ростислав еще при жизни своего отца Мстислава испросил позволение устроить особую епископию для Смоленской области, а в исполнение привел уже после его смерти. В 1137 году с благословения киевского митрополита Михаила II смоленским епископом был поставлен грек Мануил-скопец, обративший на себя общее внимание своим прекрасным голосом («певец гораздый», по выражению летописи). Спустя десять лет, при поставлении Климента Смолятича на Киевскую митрополию собором епископов, этот Мануил, как известно, явился противником его и сторонником греческой партии, которая отрицала право русских епископов ставить себе митрополита без разрешения константинопольского патриарха. Великий князь Изяслав II и митрополит Климент сильно гневались за то на Мануила; но Ростислав, по-видимому, оборонял его от преследования. К той же эпохе относится данная этим князем уставная грамота 1150 года. В ней с клятвою для своих преемников князь подтверждает отделение Смоленской епархии от Переяславской и определяет доходы епископа и соборного Успенского храма. Для них главным образом назначается десятина с тех даней Смоленской земли, которые собирались на князя и княгиню. Из грамоты видно, что десятая часть одних денежных сборов простиралась до 300 гривен; кроме того в пользу Успенского храма назначены села, разные угодья и, наконец, доход от церковных судов.

вернуться

9

Местоположение Олешья историографы обыкновенно отождествляли с настоящим городом Алешки, лежащим на левом берегу Днепра против губерн. города Херсона. Но г. Бурачек, по моему мнению, основательно показал несостоятельность этого тождества и определил положение Олешья немного ниже порогов, между Александрополем и Никополем, приблизительно около острова Хортицы или перевоза Кичкаского (см. его письмо к проф. Бруну в Известиях Русс, географ. Общ. Т. IX. Вып. V). Такому положению соответствует выражение Новгородской летописи по поводу похода русских князей на Калку: «И не дошедше Олешья сташа на Днепре». Волынская летопись пополняет это известие, говоря, что Галичане на своих ладьях поднялись по Днепру до порогов, около них встретили русских князей и стали у реки Хортицы. О русских в Александрии упоминает еврейский путешественник XII века Веньямин Тудельский (см. у Бержерон, 62 стр.). Об Орне говорится в путешествии Плано Карпини (153 стр. в издании Языкова). Начиная с Карамзина наша историография полагала место Орны на устье Дона и смешивала его с Азовом. Френ доказывал тождество Карпиниевой Орны, или Орнача, наших летописей, с хивинским Ургенджем (Ibn Fozlan's und anderer Berichte). Это мнение поддерживал Леонтьев в его «Розысканиях на устьях Дона» (Пропилеи. Кн. IV), но едва ли справедливо. В том же сочинении Леонтьев доказывал, что Тана лежала на правом рукаве Дона подле нынешней слободы Недвиговки, но мы предпочитаем мнение других ученых и, между прочим, Бруна («О поселениях итальянских в Газарии». Труды первого Археолог, съезда), по которому Тана была тождественна с городом Азаком, т. е. Азовом, лежащим на левом рукаве Дона. Брун также оспаривает тождество Орны, или Орнача, с Ургенджем. (Изданное им «Путешествие Штильбергера», стр. 31. Зап. Новорос. унив. 1867.)

О дани, которую Половцы брали с Херсона, Сугдии и Готии, свидетельствует Рубруквис. А договор Мануила Комнена с Генуэзцами 1170 г. см. в Acta et diplomata graeca. Ed Miklosich et Muller. T. III. 35. Пособия: Фальмерайер — Geschichle des Kaiserthums von Trapezunt. Munchen. 1827. Финлей — The History of Greece… and of the Empiri of Trebizond 1204–1461. London. 1851. Гейд — Die Italiener am Schwarzen Meer. Historishe Briefe an Hrn. Prof. Brun. (Melanges Russes. T. IV. 571). Брун — «О поселениях итальянских в Газарии» (Труды перв. Археологич. съезда. Заметку Ведрова на этот доклад см. ibid.). О принадлежности Таврического Заморья к Трапезундской империи свидетельствует сказание о чудесах св. Евгения, патрона Трапезунда. Корабль, нагруженный данями Херсона и Готии, со сборщиками этих даней шел в Трапезунд; но ветром был прибит к Синопу. Наместник города, вассал сельджукского султана Аладина, разграбил этот корабль и захватил в плен трапезундских чиновников. Отсюда возникла война трапезундского императора Андроника Гида с синопским наместником и потом с самим султаном (1223 г.). Это сказание напечатано у Фальмерайера Original — Fragmente, Chroniken, Inschriften und anderes Materialezur Geschichte des Kaiserthums Trapezunt. Erste Abtheilung. Рассуждение о нем Куника см. Ученые Зап. Ак. Н. I и III отд. Т.П. («Основание Трапезундской империи» и «О связи трапезундско-сельджукской войны с первым нашествием татар». 705–746 стр.) Оно противоречит тому мнению, по которому уже со взятия Константинополя латинами, т. е. с 1204 г., южная часть Тавриды отделилась от империи и получила своих особых независимых владетелей, Манкупских, Феодорейских (Инкерманских) и пр. См. Сестренцевича «Historic du royaume de la Chersonese Taurique» и Тунмана «Die Taurische Statthalterschaft» у Бюшинга, 8-е Гамбургское издание 1787 г. (на которое ссылается автор «Нескольких слов о роде греческих князей Комненов». Москва. 1854. У меня Гальское издание).

«Рассказ католического миссионера доминиканца Юлиана о путешествии в страну приволжских Венгерцев, совершенном пред 1235 годом», издан в Vetera monumenta historica. Hungariam sacram illustrate — Ab. Augustino Theiner. Tomus primus. Romae. 1859. Под № 271. Перевод этого рассказа на рус. язык помещен в Зап. Одес. Об. И. и др. т. V. 998. О странной смеси христианства с язычеством у Алан, или Ясов, свидетельствует также Рубруквис (в главе XIII). Что на Тамани в первой четверти XIII века было восстановлено владычество Черкес-Хазар и она была соединена с Зихией, тому подтверждением служит следующее обстоятельство. Папа Климент V поставил в Матригу (Таматарху) архиепископом францисканского монаха Иоанна «из туземцев». Спустя с небольшим сто лет Матрига именуется столицею зихийского князя Верзахта, которого папа Иоанн XXII в 1333 году письменно благодарил за усердие в пользу католицизма. (См. упомянутую статью Бруна «О поселениях итальянских в Газарии», стр. 380 со ссылкою на Mosheim. 1.163 и Сума «О Хозарах» в Чт. Об. Ист. и Др. 1846. № 3, стр. 57, со ссылкою на Raynaldi Annal. eccles III. 457). Католицизм проник в этот край, конечно, вместе с итальянскими торговцами и колонистами; но господствующая церковь здесь была греческая; о том свидетельствет И византийский писатель Кодин, по известию которого, относящемуся ко второй половине XIII века, архиепископ Зихии и Метрахов (Таматархи) был возвышен в сан митрополита константинопольским патриархом. (De officis. Ed. Paris. 408.) To же известие косвенно подтверждает, что Таматарха, или Тмутаракань, находилась тогда в соединении с соседнею Черкесскою областью, т. е. с Зихией. Для топографии ее см. исслед. Герца «Археологическая топография Таманского полуострова». М. 1879.

На существование жалкого остатка Хазарской державы на нижней Волге в первой половине XIII века указывает помянутый рассказ миссионера Юлиана. Из страны Алан (ясов или осетин) он со своими спутниками шел 37 дней безостановочно по степям, пустынным и бездорожным, пока не достиг «земли сарацин», которая именуется Вела (Vela), и города Бундаза (Bundaz). К сожалению, он не сообщает никаких более точных сведений; а упоминает только, что питался здесь милостынею и что туземный владетель охотно давал ему милостыню: так как будто бы «и государь и народ той страны говорят публично, что они вскоре должны сделаться христианами и подчиниться Римской церкви». Отсюда Юлиан с одним сарацинским священником отправился в Великую Болгарию, в которой также будто бы жители говорят публично, что должны сделаться христианами и подчиниться Римской церкви. Из его скудного известия можно только вывести, что сарацинское государство, о котором идет речь, было бедно и незначительно и что господствующая тогда в нем религия была магометанская. Названия Vela и Bundaz неузнаваемы по своей искаженности. (Напомним название хазарских городов Беленджер и Хаб. — Нела. См. о них у Хвольсона — Ибн Даста, 52 и 58 стр.) Но г. Гаркави доказывает, что Баланджар был названием не города, а целой хазарской страны, в которой главный город назывался Семендер (Известия Археол. Об. СПб. 1878). Его же «Хазарские письма», т. е. испанского раввина Хасдаи к хазарскому царю Иосифу и ответ Иосифа (Еврейская библиотека). Кстати, укажем пропущенное в 4 прим. исследование барона Розена «Пролегомена к новому изданию Ибн Фадлана». (Зап. Восточ. Отд. Археол. Об. XV. 1903).

Известно, что арабские монеты, находимые в кладах Восточной Европы, не простираются далее первой половины XI века. Это обстоятельство, вероятно, стоит в связи с распадением Хазарской державы и напором турецких орд, куманов и сельджуков. Последние, завладев образованными мусульманскими странами Передней Азии, еще более затруднили непосредственные торговые сношения с Восточной Европой. К остаткам распавшейся Хазарской державы, вероятно, относится и область приводимого арабскими писателями города Саксин; о ее жителях, или саксинах, упоминает и русск. летопись под 1229 г. (См. Лавр. сп.). Хвольсон, сличая разные известия о Саксине, помещает его на реке Урале (Ибн Даста. 63 стр.); но это остается вопросом. Говоря о Хазарской державе, мы разумеем собственно волжских и каспийских турко-хазар, которых надобно отличать от черкес-хазар кавказских и крымских; последние были когда-то покорены пришлою турецкою ордою, а при распадении этой державы снова сделались независимы под управлением своих племенных князей. См. также Шестакова «Напоминание о древнем городе Маджаре» (Труды IV Археол. Съезда. Т. I. Казань, 1884). С хазарами связана и судьба алан, или ясов (осетин). В XIII книге «Чтений» Об. Нест. летца см. проф. Ю. Кулаковского «Аланы по свед. классич. и визант. писателей». 1892. Его же «Христианство у Алан» (Визант. Времен. 1898. Кн. I), и «К истории Готской епархии в Крыму в VIII веке». (Ж. М. Н. Пр. 1898. Февраль). Относительно Крыма любопытный материал у Латышева «Сборник греческих надписей христианских времен из Южной России». СПб, 1896.