Выбрать главу

...Мне кажется, именно Влад из всех «взглядовцев» не растерялся ни в 91-м, ни в 93-м году. Он всегда знал, что делать. Кроме того, во всех этих ситуациях Листьев вел себя наиболее естественно. Он никуда не призывал и ни за что не агитировал. И все прекрасно понимал. И в конечном счете это выразилось в тех программах, которые он делал. Он никогда не был подвержен массовому журналистскому психозу. Кто-то использовал ситуацию, чтобы заявить своё политическое кредо. Листьев на все это реагировал спокойно. Никто не может сказать, что Влад пытался найти свою политическую нишу. Наверное, поэтому к нему все и тянулись. У него не было и не могло быть врагов по определению. Я сейчас не говорю о тех глобальных вещах, которые впоследствии привели к его гибели. Влад был тем человеком, который не искал компромисса — компромисс искал его. В кабинет к нему всегда мог войти кто угодно. Даже если у него было десять секунд, он выслушивал. И можно было быть уверенным, что все воспримет, запомнит и поможет. Пустых обещаний никогда не давал.

ИВАН ДЕМИДОВ. Мы не созванивались каждый вечер, не встречали вместе праздники, но мы очень хорошо понимали друг друга. Это были комфортные отношения, понятные и дополняющие отношения. Мы почти одновременно пришли — он на первый канал, я на шестой. Назначения в начальники мы воспринимали не только как личные победы, но и как часть общего дела. Самое смешное, что это правда. Поэтому заниматься внутренними разборками нам было неинтересно. Нам хотелось концептуально разработать телевидение. Понимаете, когда ты не так уж часто встречаешься с интересными тебе людьми, то говоришь сразу о главном. А главным было телевидение. На закулисье не хватало времени.

ВЛАДИМИР ПОЗНЕР. Я всегда восхищаюсь талантом. Это подкрепляет мою с возрастом пошатнувшуюся веру в человека, извините за пафос. Нет ничего прекраснее, чем видеть талант в действии. Талантливых людей на самом деле гораздо меньше, нежели принято думать. В этом смысле Влад для меня всегда был источником оптимизма. Я жалею, что мы мало общались. В 94-м году меня назначили президентом Российской академии телевидения, Влада — вице-президентом. Порой нам было достаточно переглянуться, чтобы понять, что мы работаем на одной волне. Тех трудностей, которые бывают у меня с нынешним составом Российской академии, я бы наверняка не испытывал с Владом. Если сказать очень общо — нашему телевидению очень не хватает именно такой объединяющей личности.

ЛИДИЯ ЧЕРЕМУШКИНА. Влад был человеком успеха. Все, что он делал с какого-то периода, получалось.

Я не знаю, как он угадывал. Не думаю, чтобы он что-ьл там высчитывал. Просто он очень хотел, чтобы было хорошо ему и его близким. А близкие — это его друзья, телекомпания. Казалось, он любил все в жизни: красивую одежду, машины, женщин, работу. Мог взять, условно говоря, бревно, как Ленин на субботнике, — и все это удовольствием, легко, ничего из себя не изображая.

ТАТЬЯНА ИВАНОВА. Не знаю, был ли успех для него самоцелью, но ему, безусловно, нравилось, когда получается, когда-то, что он делает, принимается группой, всеми, кто с ним работает. Главное, чтобы ему было интересно. Когда ему надоело «Поле...», он оттуда ушел. То же самое и с «Темой». Он не мог стоять на месте, он должен был двигаться.

Он был невероятно пластичен в общении. Это касалось всего — работы, манеры держаться, принимать решения. После любого эфира, например, он всегда общался с группой, никогда не уходил не попрощавшись шутил, рассказывал анекдоты.

Помню, однажды собрались все «видовцы» — кажется, был какой-то юбилей программы. Влад встал произнести тост. Он тогда нашел слова буквально для каждого человека — для звуковиков, осветителей, администраторов, для всех. И это было абсолютно органично.

АНДРЕЙ МАКАРЕВИЧ. В жизни он мне всегда казался таким же легким и естественным, как и на экране.

И однажды он меня сильно удивил. Это было во время какого-то круиза. Программа «Тема» снималась прямо на борту теплохода. Я принимал в ней участие. Смотрю, Влада колотит. Чудовищно напряженный, нервный. Я говорю: «Влад, ты чего, волнуешься, что ли?» — «Ужасно волнуюсь». Меня это поразило еще и потому, что сам я никогда не испытывал волнения перед выступлениями. Разве только в ранней молодости, на наших первых концертах. Это было странно. Но когда Влад вышел на камеру, никакого волнения и зажатости я в нем не почувствовал.

С определенного времени у него появился такой профессиональный шик. Ощущение куража и полного владения ситуацией. Помню, мы только начинали снимать «Смак». В студию пришел Влад, нам необходимо было о чем-то поговорить после окончания съемок. Он спросил, сколько времени идет передача. Я сказал, что шестнадцать минут. «Ну вот за шестнадцать минут мы ее и снимем». Самое смешное, что так и получилось.

СЕРГЕЙ ЛОМАКИН. ...Влад в 87-м и в 94-м а это очень разные люди. У него было природное чутье, понимание времени. Скажем, в 82-м он был комсомольцем. Нормальным комсомольским руководителем. Причем он все это серьезно делал. Ему нравилось руководить людьми, что-то куда-то двигать, он был один из самых «комсомолистых» секретарей.

В начале 90-х он был уже совсем другим. Он понимал, что нужно не подстраиваться под время, а чуть-чуть его опережать. Чуть-чуть. Не секрет, что программы, которые Влад продвигал на телевидении, имели западные аналоги. Не важно. Влад был тут первым. Всем ведь безумно нравилось, что он стал выходить в «Поле чудес» в смокинге. А сейчас почти все в смокингах, а смотреть противно. Потом появилась «Тема», где не было уже никакого смокинга. А дальше — «Час Пик», где Влад впервые появился в рубашке и подтяжках. То

есть даже чисто внешне он ощущал перемены во времени и настроении зрителей. И кстати говоря, никто это Владу не подсказывал.

И все-таки в нем в большей степени было заложено «шоуменство». Мне кажется, что это качество он приобрел во время наших поездок по стране.

ЛЕОНИД ЯРМОЛЬНИК. Конечно, он менялся. Из энергичного мальчишки превратился в бизнесмена, в мужика, который знает дело, с которым считаются все. В человека, мнением которого дорожат. Скажу иначе: он превратился в очень дисциплинированного, западного типа руководителя, который блестяще конструирует свою жизнь. Я уж не говорю о его работе на ТВ. То лучшее, что там сейчас происходит, во многом заложил Влад. Поэтому лично у меня очень сложное отношение к нынешнему руководству ОРТ. К тому же Косте Эрнсту, которому не хватает времени на самое главное: творчество. Он получает удовольствие от чего-то другого. Я не боюсь это говорить, потому что. мы с Костей очень старые друзья. А вот Влад умел быть и руководителем, и творцом. Ему крайне важно было то, из чего состоит успех: только из-за того, что ты занимаешь это место и знаешь, как вести себя с точки зрения конъюнктуры, или чего-то другого. У него могло быть пятнадцать минут, но эти пятнадцать минут он отрабатывал по полной программе. У него был какой-то такой тумблер, с помощью которого он легко переключал себя именно на то, что было нужно в данный момент. Скажем, приезжал ко мне, мы начинали играть на бильярде, в американку. Влад играл с диким азартом. Считал, что у него все всегда должно получаться. Что бы это ни было: игра, работа, вождение машины, отношения с Аль-

биной — все в жизни должно получаться. Если у него что-то не происходило, он начинал себя третировать.

Со временем он, конечно, становился жестче. Мог разговаривать с тобой, но становилось понятно, что он отстроился. Принимает информацию, как на магнитофон записывает, а думает про то, что важнее.

ЛЕОНИД ЯКУБОВИЧ. Я, например, слышал, как Влад давал интервью. Никакой, даже самый профессиональный журналист не мог его разговорить, выудить из него информацию и даже близко подойти к тому, к чему он не хотел, чтобы подходили. Мы с ним всегда обсуждали только работу. Работу, работу, работу, а во всем остальном, надо сказать, Влад был довольно молчаливый человек. Ведь можно же говорить и при этом молчать. Молчать и быть до предела красноречивым. Если оценивать по таким критериям, Влад был скорее молчун.

ЮРИЙ НИКОЛАЕВ. Он умел быть колючим. Это необходимо, когда человек занимается не только собой и своими проектами, но и отвечает за весь телевизионный процесс. Умел быть легким в общении, но не был легким человеком.