В Санкт-Петербурге возможные последствия как подписания такого соглашения с кайзером, так и его неподписания были оценены трезво и прагматично. Было учтено, что, с одной стороны, в исторических реалиях лета 1905 года, когда наш флот погиб, армия деградировала, а в стране полыхает революция, скороспелая общеевропейская война, даже в союзе с немцами, скорее всего, окончилась бы катастрофой. Как для Германии, так и для России. Сиюминутную неготовность к такой схватке, как и реальную мощь Британской империи, в русской столице оценивали несколько более реалистично, чем представлялось «кузену Вилли».
С другой стороны, решительный отказ обидчивому и импульсивному Вильгельму от лица Николая, как в подписании договора, так и в самой этой встрече, мог привести к началу немедленной агрессии немцев против Парижа. С не менее мрачными последствиями для нас. «Дружеская» инициатива Вильгельма оставляла Петербургу деликатный выбор между «катастрофой» и «полным трындецом». Ведь за превентивную войну открыто и яростно ратовал генерал фон Шлиффен, уверенный, что в сложившихся после Мукдена обстоятельствах его армия сможет разгромить и французов, и русских, даже если последние рискнут помочь союзнику. Причем еще до того, как Англия, отказавшаяся от всеобщей воинской повинности, сможет эффективно вмешаться. За полгода максимум.
Но самоуверенный прусский вояка, пожалуй, сильно удивился бы, узнай он, что такой вариант – немедленная тевтонская атака – вполне устраивал кукловодов Гольштейна, просчитавших совсем иной ее окончательный результат…
Увы, России, оказавшейся тогда в роли объекта мировой политики, а не субъекта, было от этого не легче. Перед лицом столь невеселых перспектив ведомству Ламсдорфа хочешь не хочешь, но приходилось искать срединный путь. При анализе международных раскладов для русского МИДа в этой ситуации главным становился вопрос: что, где, а главное – когда предпримет Англия? Поскольку при всех англо-германских противоречиях гарантии ее вступления в войну на стороне России и Франции не было. Примат британской дипломатии – свобода рук и выбора. А галлы могли и не впрячься за Петербург, если бы немцы ударили не по ним, а начали с русских. Подумаешь, союзный договор? Ну, «не шмогла»…
Прецедент «танцев политического флюгера» со стороны Делькассе в истории с японцами имелся. Короче, перспективка была определенно кислая.
Не исключая наперед возможность столь паршивого расклада, Николай II и российские дипломаты даже закрыли глаза на «пощечину» заключенного за их спиной франко-английского «сердечного согласия» в апреле 1904-го. Поскольку оно опосредованно давало повод Британии вступить в игру на стороне Франции, если та соблаговолит-таки поддержать Россию против немцев. После гибели нашего флота для англичан это было выгодно со всех точек зрения. Но, конечно, наилучшим поводом для решения Лондона о вступлении в войну на стороне франко-русского альянса мог бы стать некий казус белли, спровоцированный немцами. И… огласка инициированного Берлином тайного договора об антибританском германо-российском союзе под него вполне подходила!
Но! Если Ники отказывает кузену Вилли, то… не будет и подписанного Вильгельмом документа. А на нет и суда нет. Исчезает повод для Лондона немедленно выступить против немцев. И исчезает у Вильгельма страх перед возможностью этого выступления. Поэтому, чтобы разыграть именно эту карту, Петербургу выгодно было, чтобы этот документ родился! И нужно было, чтобы с ним обязательно ознакомились на Даунинг-стрит, 10. Ротшильдов и британский Кабинет это тоже вполне устраивало: во-первых, Британия гордо выступала в «белых перчатках» оскорбленного величия, а во-вторых, Россия платила за это гарантированной «пристежкой» к Антанте. Платила за чужие, чуждые ей интересы кровью своих солдат.
Кто и как сигнализировал в Санкт-Петербург из Лондона, что рождение бумаги за подписью Вильгельма, недвусмысленно подтверждающей его реальные агрессивные военные планы в отношении Великобритании – и не принципиально, об оборонительном или наступательном союзе речь, – весьма целесообразно и будет воспринято Альбионом благосклонно, мы, скорее всего, не узнаем. Но весь дальнейший ход событий говорит сам за себя. Сложно сомневаться в том, что такой сигнал был.