Владик Бахнов нашел себя сразу.
Собственно, искать себя ему просто не пришлось. С самых первых его шагов в литературе обнаружилось, что его стихией, его призванием, его единственной склонностью, властно подчинившей себе все — и тогдашние, и позднейшие — его поэтические начинания, был смех.
Впоследствии им были испробованы едва ли не все существующие в природе жанры комического — от эпиграммы до кинокомедии и сатирической повести. Но главным литературным жанром, в котором он выразил себя поистине блистательно, был едва ли не труднейший и, уж во всяком случае, редчайший из них — жанр литературной пародии.
Редчайший, потому что, помимо изощренного версификационного мастерства, острого чувства комического и совершенно особого дара художественной имитации, жанр этот требует еще и некоторых других качеств. Ведь истинный пародист — это не только карикатурист, пересмешник, имитатор, но также и (а быть может, даже не «и», а прежде всего) — литературный критик. И не просто, а в том не так уж часто встречающемся понимании этого рода деятельности, о котором написал однажды в письме Горькому К. И. Чуковский:
«Я затеял характеризовать писателя не его мнениями и убеждениями, которые ведь могут меняться, а его органическим стилем, теми инстинктивными, бессознательными навыками творчества, коих часто не замечает он сам. Я изучаю излюбленные приемы писателя, пристрастие его к тем или иным эпитетам, тропам, фигурам, ритмам, словам, и на основании этого чисто формального, технического, научного разбора делаю психологические выводы, воссоздаю духовную личность писателя».
Именно это, в сущности, и делает настоящий, талантливый пародист. С той только разницей, что он излюбленные стилевые приемы и пристрастия пародируемого автора не изучает, а постигает художественно. Художественно — это значит не всегда даже осознанно, иногда — интуитивно. Что, впрочем, отнюдь не мешает литературной пародии быть одним из тончайших и острейших инструментов литературно-критического анализа.
Но начинается все это. как правило, с подражания. С передразнивания.
Одним из самых первых стихотворных опытов Владлена Бахнова была поэма, написанная им летом 1945 года. Представляла она собой откровенное подражание знаменитой в то время поэме Иосифа Уткина «Повесть о рыжем Мотеле».
По сути своей поэма была лирической. И главного ее героя, хоть он и был двойником того самого, уткинского Мотеле (а может быть, даже и самим этим рыжим Мотеле, перенесенным в иное время и новые обстоятельства), с полным основанием можно было бы назвать лирическим героем, поскольку за этой маской скрывался (даже и не очень скрывался) сам автор. Об этом прямо свидетельствуют даже названия некоторых ее глав: «Мотеле в «Молодой гвардии», «Мотеле-студент», «Мотеле готовится к экзаменам», «Мотеле хочет печататься, или Консультация для молодых поэтов», «Мотеле на параде Победы».
Иногда — не надолго — автор разводит героя и лирического героя, отделяет их друг от друга:
Но чаще — гораздо чаще! — два эти образа сливаются в один. И не возникает и тени сомнения, что, описывая горестные хождения бедного Мотеле по литобъединениям, литконсультациям и редакциям, автор рассказывает о себе. И подтрунивая над растерянностью, неопытностью и робостью своего героя на новом, непривычном для него поприще, он подтрунивает над собой:
Эту странную, необычную форму для лирического (в сущности, автобиографического) повествования Владик выбрал не зря.
Зачем понадобилась ему эта маска? Что помешало ему вести рассказ о себе от своего лица. — от себя, как это подобает лирическому поэту?
Может быть, это было то самое чувство, которое испытал, приступая к своему жизнеописанию, герой «Подростка» у Достоевского:
«Надо быть слишком подло влюбленным в себя, чтобы писать без стыда о самом себе… Я — не литератор, литератором быть не хочу, и тащить внутренность души моей и красивое описание чувств на их литературный рынок почел бы неприличием и подлостью».
Как бы то ни было, но это сознательное, откровенное подражание чужой интонации, чужой форме, это стремление спрятаться за чужого героя оказалось для Владика на редкость органичным. В нем — быть может, впервые. — проявился органически присущий ему дар имитации, передразнивания. С этого, в сущности, и начался будущий блистательный пародист Владлен Бахнов. А на первых порах точкой приложения этого его дара стали литинститутские капустники. Именно там постоянно владеющее им стремление передразнивать всё и вся было востребовано и сразу нашло применение.
Темы ему подсказывала конкретика нашего институтского быта, помноженная на реальность тогдашней литературной ситуации:
Темы подсказывались и чисто студенческими реалиями, близкими не только нашим «лицеистам», но и всей московской (да и не только московской) студенческой братии. Но форму воплощения самых расхожих и даже тривиальных сюжетов и тем Бахнову, как правило, подсказывал именно вот этот, органически ему присущий дар передразнивания: