здравствуй, милая сестренка!!!
Пишу просто на авось. Не верится мне, что вы остались живыми. Сколько я передумал и все прихожу к одному выводу, что нет вас в живых. Разве можно предполагать, что вы живые — после нахождения под игом у немцев больше двух лет? И почему вы не выехали — не знаю. Всех вас я искал — писал письма во все уголки Советского Союза и отовсюду получал один ответ: нет, нет и нет.
Мама и сестренка, если вы остались в живых, то прошу обо мне не беспокоиться: я пока жив, и, возможно, в скором времени встретимся.
С братом Федором, как и с вами, никакой письменной связи не имею. Разыскиваю, но пока ответа не получил. В одно время мы находились недалеко друг от друга, и я об этом узнал через других спустя шесть месяцев. Где он сейчас, Федюша?
Вова находился в Дятькове, тоже не успели с Пашей выехать и остались в оккупированном районе. Недавно Дятьково мы освободили, искал, запрашивал — тоже, вероятно, нет в живых.
Несколько слов о себе: жив и здоров. Писать обо всем, мною пережитом, — не опишешь. Главное, что поправился и чувствую себя хорошо.
Быстрее пишите о себе. Напишите, где находится Свирид, где тетя Катя со всеми домочадцами. Если установлен телеграф, дайте мне телеграмму. Сейчас я о вас думаю больше, так как район освобожден. Пишите по адресу: полевая почта 55355-С и мне.
Целую крепко всех вас. Алексей. 26.09.43 г.».
Письмо от 5 октября 1943 г.:
«…Дорогие мои, как я мучаюсь неизвестностью! Жду и не могу дождаться писем от разных адресов, по срочному запросу. Сообщения могут быть радостными и могут быть для меня траурными… Где вы и как живете? Кто ответит мне на этот вопрос — не знаю. Но ответ должен быть…
Я сейчас смотрю все газеты, ищу знакомые имена, фамилии — и много их нахожу. По газетам я узнал, что председатель Смоленского горсовета — т. Казаков, и узнал, что Красная Армия освободила 15000 мирных жителей от фашистской кабалы, которых немцы гнали в Германию. Но писем ни от кого не получаю.
Вову я видел в феврале 1942 года, когда выходил из окружения — он был тогда в Дятькове. Хотел взять с собой, но побоялся за его жизнь, так как нужно было переходить линию фронта, и меня сбили с толку партизаны, которые уверяли, что Дятьково скоро будет освобождено. Жив ли он? Не знаю. Никаких сообщений не имею…»
Я не могу дальше читать — слезы застилают мои глаза. Оказывается, отец всю войну искал меня и был почти рядом со мной, но встретиться нам так и не довелось в то время.
В любом населенном пункте, который ему приходилось освобождать, гвардии лейтенант Алексей Плющев разыскивал свою семью среди живых и мертвых.
Уже много дорог он исколесил, объехал и прошел пешком десятки городов и деревень, побывал в сотнях изб. Везде искал погорельцев-беженцев и спрашивал, нет ли среди них дятьковцев. Ходил он и по освобожденному Орлу, видел громады вражеских укреплений, развороченных пушками его батареи. Подлый враг бежал, оставив за собой руины и развалины, похожие на первозданный хаос. Взорваны мосты, электростанции, водопровод, отравлены колодцы. Древний русский город превратился в груды дымящихся черных кирпичей. Уцелели только пригороды.
А во дворе Орловского тюремного централа были обнаружены безвестные могилы. Их раскопали: в глубоких траншеях штабелями лежали пять тысяч трупов военнопленных и мирных советских граждан. Пять тысяч! Среди них могли оказаться и его жена с сыном.
Отец видел трупы людей и трупы городов и не находил слов для характеристики гитлеровского отродья. Он сравнивал Гитлера с Иродом, который истреблял младенцев, разбивая их головы о скалы, а гитлеровцев — с фанатиками-католиками, которые во время Варфоломеевской ночи рубили гугенотов и вырывали из их груди сердца. И с ханом Батыем, который пировал на помосте, положенном на тела еще живых русских пленников.
В Людинове, что находится всего в нескольких километрах от Дятькова, в гестаповском подземелье, красноармейцы нашли 800 трупов. Среди них целая семья Михаила Лясоцкого — девять человек, от двухлетнего ребенка до шестидесятилетнего старика. Отец знал эту семью.
А сколько было расстреляно людиновцев на маленьком мыске у озера?! Их водили по тропинке, спускавшейся к берегу, расстреливали и бросали в воду.
15 сентября сорок третьего года отец во главе взвода 3-й армии Брянского фронта вошел в Дятьково, из которого только что немцы угнали на каторжные работы в Германию последний эшелон с мирными жителями. Бойцы прочесали весь город, насчитывавший до войны более семнадцати тысяч населения, и не встретили ни одной души. Город лежал в руинах. Остались не уничтоженными только окраины улиц имени Ленина, Ворошилова, Брянская и Хрустальная. Эти улицы тянутся от Людиновского шоссе через весь город по направлению к Брянску. Фашисты не сожгли их потому, что по ним отступала их армия, и дома служили прикрытием.