— Товарищ лейтенант, — вдруг высказал сомнение пожилой солдат с седыми прокуренными усами, — а не отберут у мальчонка эту лошадь?
— Кто отберет? — пожал плечами Ермолюк.
— Пусть попробуют только, — угрожающе пропищал я и сурово насупил брови.
Лейтенант засмеялся:
— Вот именно: пусть попробуют! Наш пионер не из тех, у кого можно что-нибудь отобрать.
— Но дело в том, товарищ лейтенант, — не унимался седоусый солдат, — что на территории освобожденной Литвы, как известно, восстанавливаются Советы, и они вправе поинтересоваться, где мальчик взял военную лошадь. Кто поверит, что ее подарила ему Красная Армия?.. Еще подумают, что украл. Да и зачем, скажут, пацану лошадь?..
— Правильно, и могут отобрать. Одни неприятности с нею будут, — поддержал еще один боец.
У меня упало сердце.
Очевидно, мое выражение лица было таким укоряющим, что всем стало не по себе. В дзоте воцарилось неловкое молчание.
— Да, действительно, нехорошо получается, — вздохнул кто-то. — Раз пообещали парню — надо отдать.
— А знаете что! — вдруг предложил солдат, который первый завел этот разговор. — Напишите мальцу справку-расписку, что дана ему лошадь для использования в работе за то-то и то-то. И все подпишемся!
— Совершенно верно! — одобрил лейтенант. — Так и сделаем.
Я засиял от счастья.
Ермолюк раскрыл планшет, вытащил из него записную книжку и на чистом листе бумаги поперек линеек простым карандашом написал: «Справка»…
В этом время вдруг раздалась команда:
— …К бою приготовиться!
И сразу фронт ожил. Застучали пулеметы. Забухали пушки.
— Я же говорил, что надо поторопиться! — с досадой произнес Ермолюк и скомандовал: — Вторая батарея, к бою приготовиться!.. Иванов, немедленно отведи мальчика за линию огня… вместе с его лошадью… Постой немного, допишу…
И он дописал в своей записной книжке:
«Справка. Выдана т. Котикову в том, что ему дана лошадь для использования в работе…»
От сотрясения несколько комочков земли упало на лист бумаги, и Ермолюк не стал дальше писать, успел поставить на справке только число и подпись: «гв. лейт. Г. Ермолюк. 10 августа 1944 года». (Этот документ хранится у меня до сих пор.)
Лейтенант вырвал это лист из записной книжки и подал мне со словами:
— На, в случае чего, покажешь. Прощай, браток!..
И мы расстались.
Вскоре я оказался в безопасном месте, на дороге, которая вела на Бачунайские торфяники. Боец Иванов попрощался со мной и поспешил в дзот. Я остался один на один со своим умным Беркасом. От избытка счастья у меня бушевало все внутри. Подумать только, у меня появилась собственная лошадь! Живая, а не игрушечная на колесиках, как в детстве! Ее кормить и поить надо. Вот мама удивится, когда увидит меня с ней! А что скажут Йонас Эйдентас и его милая жена Праня Эйдентене, когда узнают, что их маленькому квартиранту советские бойцы подарили лошадь, о которой эти бедные литовские крестьяне не могли и мечтать?..
Беркас со смиренной покорностью позволил на себя взобраться, и я поехал домой.
День уже клонился к вечеру. За опушкой леса садилось солнце, поджигая верхушки деревьев и края лиловой тучки, неподвижно висевшей над горизонтом. По земле стлались красноватые тени, словно облитые кровью. Они все больше удлинялись. Где-то в кустах свистела зарянка. Жара спала. Нарождались нежные сумерки. С торфяников донесся душистый запах болотных цветов и ягод-дурниц. А позади все еще грохотал бой.
Я вернулся домой до наступления темноты, когда все были в сборе. Лошадь, названная мною Беркасом, произвела настоящую сенсацию. Хозяева и квартиранты любовались ею, как картинкой, гладили, хлопали, восхищенно разводили руками, а меня буквально замучили расспросами, заставляли по нескольку раз пересказывать одно и то же: про фронт, про лейтенанта Ермолюка и его бойцов, про артиллериста дядю Павла, убитого при налете на обоз вражеской авиации. Справка на лошадь, подписанная гвардии лейтенантом Г. Ермолюком, ходила по рукам. Дядя Ваня, тетя Зина, тетя Евдокия, Нелька и Нинка — все ее читали и удивленно крутили головами, завидуя мне и восхищаясь. Даже Йонас Эйдентас подержал ее в руках, хотя по-русски не только читать, но и говорить не мог.
— Молодец, Владукас! — похвалил он меня, возвращая справку.
А у меня теперь появилась большая забота — ухаживать за Беркасом, ответственность за его жизнь. Такого приятного чувства я еще никогда не испытывал. Я кормил своего коня лучшими травами, поил ключевой водой, ежедневно его мыл и чистил, в день по нескольку раз проверял, как заживает раненое копытце. И он тоже вскоре привязался ко мне, как маленький: ходил за мной без поводка. Любил есть у меня траву с ладони.