Я и сейчас, когда пишу эти строки, не могу понять, что тогда произошло. Неужели с караульных вышек не заметили возни детей возле грузовой трехтонки? Неужели часовой, увлеченный разговором с караульным, не заглянул в кузов? Неужели шофер не оглянулся назад в окошко своей кабины, через которое мы были видны ему как на ладони? Не может быть такого редкого стечения обстоятельств. И в то же время все могло быть. Возможно, часовой или шофер заглянул в кузов, но, увидев там трех крохотных человечков, сжалился над ними, сделал вид, что ничего не заметил. То же самое и охранник на сторожевой башне. Ведь не все же немцы были извергами. Может быть, нам посчастливилось.
Так или иначе, но мы оказались на свободе, чему трудно было поверить. Машина, как птица, летела по широкой каменной улице. Летели и наши души, словно на крыльях, и ликовали: «Свобода!.. Свобода!.. Неужели свобода?..» Не отступала еще и тревога: что шофер через заднее окно может увидеть нас в любую секунду, стоит только ему обернуться. Поэтому надо не терять времени — прыгать, но машина несется на большой скорости — как прыгать?
Я первый проник в кузов — мне надо и подавать пример. Таков неписанный мальчишеский закон. Это прекрасно сознают мои новые друзья, которые сейчас следят за каждым моим движением. Первому так первому! Может, опять повезет. Осторожно высунувшись из кузова и осмотревшись вокруг, я быстро перелез через задний борт машины и повис на руках. Машина, казалось, еще больше набрала скорость. Но долго на руках не провисишь, и я отпустил руки. Едва коснувшись поверхности земли, я плюхнулся животом на гладкую твердую дорогу. Метра три меня плашмя тащила сила инерции вслед за машиной, как по наждачному камню. Удивительно, но я не ободрался, даже ни одной царапины не получил. Меня спасло толстое, на вате пальто, которое мама мне сшила из своей юбки. Оно немного подралось, зато я был целехонький. Правда, ушиб плечо, но вгорячах боли не почувствовал. Вскочил на ноги и… раскрыл рот от удивления: я очутился в сказочно красивом большом городе. День был теплый, солнечный. По тротуарам возле высоких каменных домов шагали удивительные пешеходы в легкой летней одежде. Ха-ха! Некоторые взрослые дяденьки прогуливались по улице в коротких, выше колен, штанах! Вот диковина! Ведь такие штаны в Дятькове носили только пацанята дошкольного возраста. У них и лямки крест-накрест, как у маленьких.
Непривычно мне было видеть также на взрослых дяденьках и круглые шапочки, называемые беретами, которые, по моим дятьковским представлениям, являлись женским головным убором. Моя мама до войны тоже носила такую шапочку. Удивила меня и женская одежда в этом городе, поэтому, забыв про все на свете, я стоял посредине улицы и зачарованно смотрел на прохожих. Очевидно, для них я тоже представлял довольно загадочный экземпляр: выпрыгнул из грузовой машины на всем ходу, без шапки, но в зимнем пальто, которое уже само по себе может вызвать любопытство. Я уже говорил, что странный у моего пальто был «фасон»: оно совершенно не имело плеч и болталось на мне ниже колен, как мешок на жерди у огородного чучела. Прохожие останавливались и, улыбаясь, показывали на меня пальцем. Но мне и в голову не приходило, что я обращаю на себя всеобщее внимание, — настолько был поглощен и очарован чудесной картиной, открывшейся моему взору.
Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы не мои новые приятели, которые вслед за мной спрыгнули с машины и как раз вовремя подоспели ко мне:
— Ты что стоишь? Зашухариться захотел? — накинулись они на меня. — Толпа собирается!.. Бежим скорее!..
Только тут я очнулся, и мы пустились бежать. Повернули в какой-то переулок, потом — в другой, третий, и вскоре оказались на пустынном задворке. Остановились и не можем отдышаться после быстрого бега. Но лица наши излучают сияющую радость от того, что все удачно так получилось. Она переполняет наши клокочущие сердечки и, наконец, вырывается наружу. Первым прыснул от смеха самый маленький из нас, который одолжил мне консервную банку при раздаче злополучного «супа из овощей» в первый день моей лагерной жизни. Его звали Ваняткой. Он смеялся весело и заразительно, уморительно сморщив свое круглое курносое личико. За ним, не удержавшись, захохотал длинный, худощавый Петя с болезненно бледным лицом, который залез в машину последним. Я тоже не утерпел. Мы стали смеяться все трое, охваченные чувством свободы и радости. Смеялись от всей детской души, хватаясь за животы, катаясь по траве, обнимаясь и барахтаясь. В те минуты мы, по-видимому, напоминали воробьишек, которые беспечно чирикают в теплые дни. Мы беспечно радовались, не ведая, что уже сегодня нас ждут разлука и суровые испытания.