Немец затряс пистолетом, но не выстрелил. Он ударил меня рукояткой по голове, и я упал, потеряв сознание.
Что произошло потом, могу только догадываться. Очевидно, фриц отволок мое бездыханное тело подальше от крыльца и бросил в бурьян придорожной канавы, решив, что убил меня.
Трудно сказать, сколько времени я провалялся в этой канаве. Очнулся от чьего-то голоса. Он был ласковый и укоряющий, как у мамы. Открыл глаза и увидел перед собой лицо чужой женщины, жалостливо повторяющей какие-то незнакомые слова. «Где это я? Что со мной?» — заворочались в голове мысли, и я постепенно вспомнил, что со мной произошло. Вспомнил и испугался чужой женщины: вдруг узнает, что я русский? Я поднялся на ноги. Женщина что-то говорила мне, качала головой, но я, притворившись немым и глухим, постарался поскорее уйти от нее. Сколько я пролежал в канаве — не знаю, но за это время моих друзей и след простыл. Как видно, они пождали меня в условленном месте и ушли, неизвестно куда. Попробуй найди теперь их в незнакомом городе!
Захотелось плакать. «Вот промашку дал! — казнил я себя. — Что же теперь делать?»
В придорожной канаве, где я лежал без сознания, росла старая крапива. Она обожгла мне лицо и руки, и теперь они сильно зудели, покрылись волдырями. Хотелось пить и есть. В кармане пальто нашлись три вишенки, которые я не успел выбросить. Они немного утолили жажду, увлажнили пересохшие губы.
День уже клонился к вечеру. Незнакомый город погружался в серые сумерки. Дома казались в них страшными чудовищами. Я брел по какой-то улице, не зная, где приклонить голову. Найдутся ли добрые люди, которые приютят меня, накормят и обогреют? Маленький, жалкий, я, как бездомный пес, готов был пристать ко всякому прохожему и пойти за ним, куда угодно, чтобы только не быть одному. Но прохожие не обращали на меня никакого внимания. Вот прошла пожилая женщина с большой продовольственной сумкой. Она удивленно взглянула на меня, но, как видно, не услышала моего молящего, тоненького голоса:
— Тетенька, подайте Христа ради!..
Ласковым щенком я заглянул в ее глаза, но она отвернулась, равнодушно простучала каблучками по тротуару и скрылась в переулке…
Глава третья
Мое новое имя — Владукас
Над городом нависла темная, жуткая ночь. Нигде не слышно тех звуков, которыми так полны весенние и летние ночи в Дятькове. Застыл и притих город. Замерли дома и стоят загадочные и холодные, чернея впадинами окон. Бледное небо, далекое и чужое, — в непривычной зеленоватой окраске. Куда идти? Кому я нужен? Я присел под забором и, плотнее закрывшись полами ватного пальто, свернулся комочком. Все равно пронизывал холод. Невыносимо сосало под ложечкой: ведь с самого утра, кроме трех вишенок, во рту ничего не было. Как бы хорошо сейчас что-нибудь проглотить! Я потянул носом и явственно ощутил запах свежеиспеченного хлеба, который приятно защекотал горло и заставил меня проглотить слюну. Еще и еще раз я проглотил слюну. От непрерывного глотания язык сделался шершавым. А миражи запахов все усиливались, причиняя мне невыносимые страдания и острую боль в желудке. Наконец, терпеть стало невмоготу. Я поднялся и подошел к большому дому, в одном из окон которого мерцал слабый красноватый огонек. «Рискнуть!.. Рискнуть!..» — стучали в голове молоточки. И я рискнул: взошел на высокое крыльцо и постучал в дверь. Мне долго не открывали, и я уже хотел было повернуть назад, как вдруг услышал чьи-то шаги. Дверь открылась, и передо мной предстали толстый дяденька и толстая тетенька. Они вопросительно смотрели на меня. Мимикой и жестами я попытался объяснить им, что хочу есть, но они стояли и удивленно пожимали плечами. Тогда я шагнул через порог и подошел к столу, где лежали остатки недоеденного ужина, показал пальцем на маленький кусочек хлеба. Дяденька и тетенька переглянулись. Тогда я вспомнил русскую пословицу, что сытый голодного не разумеет, виновато улыбнулся им и взял со стола этот маленький кусочек. Хозяева по-прежнему стояли безмолвными изваяниями. Поблагодарив их, я сунул его в карман и направился к выходу. Никто меня не задержал, никто не ударил. Только слышно было, как дверь за мной моментально захлопнулась.