Дэни продолжала наблюдать за прошедшими годами. В 1807 году Уильберфорс, отказываясь молчать, наконец, взял измором своих противников. Парламент проголосовал за то, чтобы запретить куплю-продажу новых рабов. Уильберфорс преодолел немыслимое сопротивление. Но прежние рабы все-таки не были освобождены, и Уильям не мог успокоиться. Дэни наблюдала, как он боролся еще двадцать лет за освобождение тех, кто были рабами. Она видела, как в 1833 году он лежал в постели, больной и истощенный. Затем это произошло — Билль об отмене рабства утвердили во втором чтении в Палате общин, и с рабством в Англии, наконец, было покончено. Дэни плакала, когда три дня спустя, завершив свою земную миссию, Уильберфорс умер.
Дэни, глубоко взволнованная этой жизнью, о которой она ничего не знала на земле, размышляла о том, как один человек, рожденный в привилегированном обществе, стремясь к Божьей справедливости, посвятил пятьдесят лет трудной борьбе под градом насмешек и поношений. Она думала — что было бы, если бы в наши дни такой, как Уильберфорс, оказался среди американских политиков. Что произошло бы, если бы представитель или сенатор снова и снова предпринимал какие-то меры и напоминал, что убивают миллионы не рожденных детей? Что было бы, если бы всего один человек вынимал фотографии не рожденных детей из-под своего парламентского кресла, стойко переносил насмешки и противодействие, неутомимо борясь за справедливость, не молчал, а говорил в защиту тех, кто не мо-
25
жет говорить сам? Что, если бы всего один человек не сдавался бы и жил в соответствии со своими убеждениями не ради аплодисментов коллег и одобрения своих современников, но ради аудитории, состоящей из Одного?
Вдруг среди всего прочего она услышала звуки губной гармоники. Дэни обернулась и увидела, что Зеке играл гимн. Кто-то хлопал в ладоши и пел, кто-то бренчал на еврейской арфе, отбивая четкий ритм. Это было время праздника, воссоединения и радости. Ее прадедушка танцевал со своей подругой Финни. Зеке прошептал ему что-то на ухо, и оба рассмеялись до слез.
Урок истории был закончен. Дэни знала, что он изменил ее. Она обвиняла и называла белых черствыми эгоистами. Но сейчас она была свидетелем, как многие белые отказались от своего комфорта, богатства, репутации и свободы, иногда даже от своей жизни, чтобы помочь страдающим черным. Она спрашивала себя, нашлось бы у нее самой столько мужества, чтобы делать то же самое для других, будь то черные или белые. Вдруг она увидела, как какой-то человек заговорил с Льюисом и Торелом. Она посмотрела на него, не веря своим глазам. Уильям Уильбер-форс. Она просто подбежала к нему, как дитя.
— Такая великая честь видеть вас, сэр.
— Не называйте меня «сэр», прошу, моя леди. Я просто посыльный, слуга Эль-Иона. Для меня честь познакомиться с вами!
Дэни обхватила Уильберфорса руками и плакала без остановки, и ее слезы смешивались с его слезами. Редко ей приходилось обнимать белого человека. В его объятиях она испытала исцеление. В ее объятиях он ощутил награду. И оба переживали благодарность Эль-Иону.
Дом Олли на юго-востоке Портленда был таким же удобным и неформальным, как его офис, но, благодаря его жене (заключил Кларенс) не таким захламленным.
Сью Килз протянула руку, и Кларенс пожал ее. Она была светлокожей блондинкой, маленькой, почти крошечной. Джейк смотрел на своих лучших друзей, думая, что не может быть еще большего контраста, чем между их внешностью.
— Джейк говорил мне о тебе, Кларенс, — сказала Сью, и малыш Финн постоянно о тебе говорит. Рада, наконец, позна-
26
комиться с тобой. Я люблю читать твои заметки, особенно в защиту жизни. Это мне очень близко, — Кларенс чувствовал ее искренность, от которой у него сразу же потеплело на сердце.
Простите, что побеспокоил вас в выходной, — сказал Джейк, но Джанет и я были у Сью вчера вечером и узнали об этих фактах. Конечно, я многого не знаю, но вы оба, — он посмотрел на Олли и Кларенса, — немного посвятили меня в это дело. Когда мы беседовали вчера вечером, одно зацепилось за другое, и вдруг... введи их в курс, Сью? Сначала ты объясни им.
Ладно, — сказала СьЮ, — я активно участвую в движении по защите жизни. Два дня в неделю я посвящаю тому, что хожу в абортарий и разговариваю там с девушками, которые пришли на аборт. Я рассказываю им о том, как развивается их малыш, показываю внутриутробные фотографии и предлагаю им финансовую помощь, говорю об усыновление и тому подобное. Ну, в общем, в конце августа пошла я в Клинику абортов «Лав-пис», и одна девушка пришла туда совсем одна. Это немного необычно. Большинство приходят туда с подругами, парнями, сестрами, мамами, с кем угодно. А эта девушка была действительно какая-то надломленная. Когда я показала ей фотографии малышей, она начала плакать. Я спросила ее, правда ли она хочет сделать аборт. Она потрясла головой. Я позвала ее с собой, чтобы поговорить в моей машине. Она пошла. Забегая вперед, должна объяснить, что обычно я считаю такие разговоры конфиденциальными. Но есть причина, почему на этот раз я делаю исключение.