— 35 тысяч долларов, — сказал Олли.
— Да, —- сказала Эстер, удивленная тем, что Харпер выдал все детали. — Я все еще просматриваю офисные книги раз в неделю. Никто больше не обращает на них внимания. Мэтью много консультировал нас. И через нас проходили щедрые вло-
257
жения и пожертвования, все от Райлона Беркли, бывшего губернатора, — Регги очень популярен, вы знаете, — и я думала, что мы можем покрыть это. После того как я послала факс, Мэтью позвонил мне и сообщил, что они могут приехать сюда в субботу вечером. Мы хотели, чтобы они точно нашли нужный дом, но конечно, я сама не могла говорить с ними.
— И вы обратились к Гангстеру Кулу, — сказал Олли, удивляясь, как непринужденно и сдержанно вела себя Эстер, — я читал, что три человека из команды вашего мужа и он сам присутствовали на конференции бандитов. Проверяя записи, я выяснил, что и вы были одной из них. Именно там вы и познакомились с Гангстером Кулом?
— Да. Рэймонд — я знала его именно под этим именем, — оказывал нам кое-какие услуги. Он хорошо работал. И я попросила его встретиться с ребятами, которых послал Мэтью, чтобы он дал им адрес и направил к дому девочки. На следующее утро, когда увидела газету, я была в шоке. Когда прочитала заголовки об убийстве Дэни Роулз, я продолжала искать, не было ли еще других выстрелов. Затем поняла, что все это ужасная ошибка, — одинокая слеза упала с ее левого глаза, и она поймала ее носовым платком.
— Когда узнали, что они убили не того человека, что Вы сделали?
— Я вышла на Рэймонда и сказала, что он во что бы то ни стало, любой ценой должен позаботиться о девочке. На следующей неделе я прочитала, что она умерла от сердечного приступа. И надеялась, что так и было. Тяжелее всего было идти на похороны с Регом и Кэтти. Я не хотела, чтобы кто-то из нас был там. Но важно то, что она умерла.
Олли смотрел на эту элегантную женщину, которая спокойно говорила о том, как убила лучшую подругу своей дочери.
— Извините меня, детектив. Я никому не хотела причинять зла, но только этой черной девчонке и ее ублюдку. Я открыла ей свой дом, кое-что давала ей из своей одежды, даже прекрасную золотую заколку в виде ангела. Как она посмела таким образом плюнуть мне в лицо? Как посмела соблазнить моего мужа и попытаться разрушить все, что мы с таким трудом создали? У нее хватило совести еще подарить ему этот несчастный галстук с надписью «С любовью, Лиза». А он имел наглость носить его на
258
людях! Когда увидела его на том собрании, я была в такой ярости, что чуть не сорвала его с шеи. Я сказала, что не хочу больше видеть этот галстук. Я увидела фотографию в его офисе, где он в этом галстуке, и избавилась от нее, не сходя с места.
— Что давало вам основания думать, что Харпер будет сотрудничать с вами? — спросил Олли.
— Мэтью — зависимый человек. Он помогал многим людям. Он заботится о своей карьере и не будет рисковать своей репутацией. Кроме того, я облегчила ему задачу. Я сказала, что женщина заманила Регги в ловушку и будет теперь шантажировать его.
— Вы сказали о Лизе?
— Это звучало... лучше. И было в своем роде правдой. Не по поводу шантажа. Она же вцепилась в него и разрушала нашу жизнь. Я должна была ее остановить. Вы понимаете это, ведь так? Мне жаль, что пострадали другие люди, но мне надо было остановить ее. Регги много делает добра слишком многим людям, чтобы один человек мог его уничтожить.
— Вы сами до всего этого дошли? — спросил Олли. — Ни с кем не работали, кроме Харпера и Гангстера Кула?
— Конечно я не могла сделать этого без Сартола.
— Сартол? Кто это, Сартол?
— Он тот, кто предложил идею. Я была так смущена. Мне нужно было руководство, совет. Он дал мне его.
— Миссис Норкост, кто такой Сартол?
— Это мой ангел.
Олли уставился на нее.
— Я просила его о помощи в этой ужасной проблеме. Потом у меня в памяти всплыл Мэтью Харпер. Я знала, что он — это решение. И Сартол потом напомнил мне о Рэймонде и помог мне продумать детали. Это был совершенный план — я никогда не смогла бы сделать это сама. Сартол — мой руководитель. Я прошу моего ангела о множестве вещей. Он никогда еще меня не подводил.
— Как ты, папа? — спросил Кларенс у отца, казавшегося маленьким и хрупким на госпитальной кровати.
— Если бы я был лошадью, меня уже надо было бы пристрелить, — слабо улыбнулся Обадиа, — но я не лошадь, так