Кэбмен добавил с гордостью знатока и патриота, что Пальмерстон живет на Пиккадилли. Через Челси его маршрут по четвергам. Выезжает в любую погоду.
Особняк молодых Эвансов из нетесаного черного камня, окна обоих этажей в частых переплетах, как в белых решетках. Богато и похоже на церковь.
Наташа слегка полновата, как и полагается купчихе. Пришла с садовой террасы с розами. Прелесть, что за локотки, остренькие; руки с легкой полнотой по-девичьи хороши. Лицо тонкое и нежное, голубые глаза чуть навыкате. Маленькие яркие пухлые губы; улыбочка выдает натуру, приветливую, но бойкую. Акает, как замоскворецкая уроженка, с мужем по-английски говорит чисто и быстро.
Поздоровались и познакомились. Ушла переодеваться; мужчины приехали прежде времени.
За столом, после разговоров о том о сем, Наташа, видя, что дело не идет, решила взорвать все эти приличия, и ее как понесло. Оживляясь, заговорила про Москву. Ее отец владелец чаеторговой фирмы и магазинов на Тверской и Мясницкой, в Питере и в Нижнем. Торгует сортами караванных чаев. Поставляет чай в цибиках из Китая в Европу. В семье была гувернантка из колонии московских шотландцев, дети говорили по-английски.
После обеда из многих блюд перешли в темную, богатую гостиную. Эванс помчался на второй этаж, на крики ссорившихся мальчиков.
— Я не верю, что на караванные китайские чаи со временем падает спрос, хотя все говорят, что в Европе меняются вкусы, настоящих знатоков чая становится все меньше… — по-мужски рассуждала эта хорошенькая леди с узким лицом чопорной блондинки. — Отец рассказывал, как его привезли мальчиком десяти лет в Москву из деревни и отдали купцу в чайный магазин. Хозяин накормил его ужином, показал на полати и сказал: «Полезай на филатки». Пять лет пришлось открывать дверь лавки и кланяться каждому посетителю. А потом хозяин отдал за него единственную дочь и передал дело. Отцу часто приходилось бывать в Сибири и даже в Монголии.
Николай навел тишину, скатился как по трапу и сел на диване, с интересом слушая. Эванс не перебивал, умел слушать. Он выбрал жену по себе, знал, что делал. Кажется, давал ей полную свободу и выслушивал ее мнения. Иногда Наташа судила резко, лицо ее становилось еще острей, она взмахивала рукой картинно, как оратор на митинге.
— Мне за войну тут пришлось наслушаться комплиментов. Лично меня никто не задел ни разу, кроме детей.
В замоскворецком обществе, даже в среде образованных купцов, известных меценатов, вряд ли Наталья Ивановна получила бы такую независимость. Впрочем, может быть, там ушли далее, чем полагает общество и наш купеческий Шекспир.
Судя по разговорам, она выезжала куда хотела и когда хотела, с мужем и без мужа, в Хрустальный дворец, на выставки картин и скульптур, бывала на скачках, имела обширные знакомства.
Алексей хотел было спросить, не отстает ли она от русской жизни, знает ли, что у нас, не слишком ли увлечена, когда Наташа, словно отгадав, сказала, что до войны бывала дома и еще поедет. Последний раз фирма Эванс давала ей коммерческие поручения.
Наталья Ивановна знала театры обеих наших столиц, частные антрепризы и императорские, наши голоса и балеты. Она невольно возвращала мысли Алексея от Хрустального дворца и Гайд-парка к Китайгородским башням на Театральной.
Конечно, Эванс давал ей полную свободу. Он опять помчался наверх смирять детские ярости.
— Николс семьянин прекрасный, он не похож на своих. Англичане любят животных больше, чем детей, ласкают кошек, собак, боготворят своих выкормленных щенков, нежны с ними, а с детьми строги. Бьют их, отстраняют от себя, передают воспитателям. Бывают в семье грубы, когда никто не видит. Мой муж исключение.
— Обычай жестокий, — подтвердил Николай, возвращаясь. — У нас считается, что ласка портит, набалованный, привыкший к нежностям ребенок вырастет слабым, неготовым к жизненной борьбе, бывает неблагодарен родителям, на них привыкает смотреть как на дойную корову. Нежность, по мнению англичан, портит нервы, мешает выработке характера. Нужен спорт. А кошек и собак нельзя испортить нежностями: лаская их, человек получает возможность, не во вред потомству, истратить свойственные ему чувства. Наши pets — любимцы, домашние животные, как громоотвод. Нежность без них может стать семейным ядом. Потомки животных с поколениями не теряют врожденных кошачьих и собачьих качеств, привычка к ласкам и лакомствам не становится врожденным свойством.
«Англичане знают, что делают!» — вспомнил Алексей фразу своего капитана на «Диане». У нас судят по-иному. Ребенок, выросший без ласки, как без отца, жестокосерд.