Оглушительный взрыв восторга. Вкус и чувства русского общества не вытравлены, и это выше любого реванша. Трава, обреченная на иссыхание, оживала при первой поливке. Композитор, может быть, не сразу поймет, что обретает здесь. Вена дала ему образование и выработала характер, Петербург дарил веру в себя.
Композитор, с чуть надутыми губами балованного мальчика, сам расписывал партии своих произведений для инструментов этим солидным и почтенным музыкантам Мариинского оркестра, похожим на московских бояр. Он их разжег… Влил венгерского вина в их жилы. Его чуткое ухо улавливает каждого из них в общем согласии. Он трепетно слышит и публику, музыку ее чувства в безмолвной хрустальной яме театра. Публика сливается с оркестром, он ловит ее замирания и беззвучные взрывы откликов.
Тишину сметала канонада аплодисментов, словно грохотали салюты и происходила коронация.
Светлый австриец с припухлыми губами на озабоченном красном лице стоял как избитый.
…Хмурое ли утро? Нет, весенний солнечный день с жестким ветром.
…А вот уметь заставить талант почувствовать, что он не талант, подумал Николай Николаевич, вспоминая вчерашний концерт, для нас это куда проще и спокойней, привычней и чаще встречается. Не дай бог, у меня в Иркутске народится местный талант. Да и никто, ни в одной губернии этого бы не потерпел.
День прошел в военном министерстве и картографическом управлении. Муравьев вернулся к обеду довольный, упоенный предчувствием успеха и преисполненный тайного гнева. Он надеялся, что со временем этот гнев можно будет выпустить из клетки и превратить в полезное дело.
Вечером за обедом был Егор Петрович Ковалевский.
В Крыму при штабе главнокомандующего, зная греческий, турецкий и арабский языки, Ковалевский всю войну получал тайные письма из Балаклавы, Константинополя и Скутари. Лазутчики шли к нему, и сам он, отрастив и выкрасив хной бороду, с надежными проводниками через чащи за Бахчисараем проникал за укрепленные линии противника.
Деятельность его оставалась в тени, он известен лишь как ученый-путешественник, этнограф, археолог, остроумный писатель-беллетрист, бывавший в Африке, в арабских странах, в Турции, в Египте и в Святых Местах. Неожиданно для публики Ковалевский в конце войны получил чин генерал-майора.
Только в кругу друзей он мог рассказывать, что в книгах не напишешь.
Егор Петрович назначен директором Азиатского департамента в министерстве иностранных дел у Горчакова.
Муравьев знаком с ним давно, бегло, но дружественно. Теперь Муравьев формально поступал по всем дипломатическим делам в его ведение. Ковалевский бывал и в Китае. Он тем нужней, что можно угадать общность взглядов.
— Мне нужны офицеры, знающие китайский и японский языки, — заметил Муравьев.
Он желал бы найти молодых сотрудников. Муравьев из них, как из глины, умеет лепить своих людей.
Ковалевский увлек гостей рассказами про Ближний Восток.
«Ковалевский, — думал Муравьев, — реакционер. Проливы и Царьград — больные претензии империи, унаследованные от московских царей и от древних князей Времена переменились».
Муравьев не спорил, он притворно соглашался и, лишь упоминая временами, что делается у него в Сибири, умело привязывал Ковалевского к своим интересам: к другим краям и землям, где выход к морям и к океанам свободен и не потребует завоеваний и кровопролития. В душе Муравьев не согласен, что нам нужен Босфор и Золотой Рог в Турции и Святые Места в Малой Азии. Мы влезем туда себе на пагубу. Он признавал лишь, что освобождение славян от власти турок придется довести до конца.
Как умный человек, Ковалевский не мог не понять, что Николай Николаевич, сравнивая успехи на Тихом океане с провалами войны, предлагает размен неудачной и разбитой политики на Ближнем Востоке на нашу деятельность на окраинах Сибири. За Царьградом и проливами — тупик, тучи азиатских народов, всякая вражда их между собой и с нами, резня, постоянная опасность войн со всеми европейскими державами.
За устьем Амура — Япония, за океаном — Штаты, прямая торговля с ними идет. На другом берегу Амура — Китай. Это будущий мир гигантской торговли, которой России недостает. Золото Сибири даст крепость нашим будущим деньгам.
Русские деньги могут быть самыми сильными в мире. У нас золото. Ценные деньги пробудят энергию в народе.
Ковалевский с явной благожелательностью слушал про путешествия Муравьева, про встречи и знакомства с китайскими чиновниками, которые год от года становятся все более общительны.