— Я уверен, ты справишься со всеми испытаниями, которые пошлет тебе судьба. Тебе нет равных, уж я то знаю. Ты сильнейшая из вампиров в мире, хотя и предпочитаешь скрывать это.
На это Менестрес лишь благодарно улыбнулась. Она знала, что Димьен говорит искренно, и это придавало ей силы. Сколько раз спрашивала она себя: прожила ли бы она так долго, если бы рядом с ней не было ее верных друзей? Ведь одиночество убивает сильнее, чем охотники на вампиров.
Хоть Герман и вел себя очень вызывающе, но королева все же произвела на него глубокое впечатление. Он не верил всем тем россказням, которые слышал о ней. По правде сказать, полностью верил он только самому себе.
Вся жизнь Германа была подтверждением тому, что никому нельзя доверять. Он родился семьсот двадцать семь лет назад в Германии в городе Нейс, что на Рейне. Его юность и взросление пришлись на тот период, когда в Европе охота на ведьм была в самом разгаре. Видя насилие и смерть почти каждый день, он пришел к выводу, что человеческая жизнь не стоит ничего.
Он был не слишком знатного происхождения и рано остался сиротой — его родители погибли при эпидемии чумы. Родственников, желающих взять его на воспитание, не оказалось, и так Герман оказался на улице, полностью предоставленный сам себе. Ему не раз приходилось голодать, он научился воровать, и вскоре весьма преуспел в этом ремесле.
Но Герман не собирался провести так всю жизнь. Его планы всегда были честолюбивы. Богатство и власть притягивали его. Ради достижения этого он играл, грабил, убивал. Свое первое убийство он совершил в пятнадцать лет, задолго до того, как стал вампиром. И не было ничего удивительного в том, что Герман рос беспринципным человеком, привыкшим добиваться своего любыми путями, не гнушаясь ни чем.
Не удивительно, что власти разыскивали его. За его поимку даже было объявлено вознаграждение. И однажды, будучи мертвецки пьяным, он попался. Попался по-глупому, затеяв ссору со стражниками. Ему тогда было двадцать два.
Принимая во внимание все его прегрешения, наименьшее, что грозило Герману — это виселица. И он понял это, как только пришел в себя в грязной тюремной камере. Правда, с начала он далеко не сразу сообразил, где находится, на это ему потребовалось несколько секунд. Голова трещала неимоверно, к тому же правое плечо было поранено и кровоточило, верхняя губа была разбита, а левая щека саднила. Видно, стражники не особо церемонились с ним.
— Тысяча чертей! — в бессильной ярости выругался Герман. — Проклятье!
— Я вижу вы очнулись, — раздался позади него голос.
Герман только сейчас обнаружил, что был не один. Его сокамерником был сухопарый мужчина лет сорока, не больше, с прямыми каштановыми волосами и холодными серыми глазами. Судя по всему, он был довольно высокого роста. Манера держать себя, его костюм, правда, немного испачканный и порванный в нескольких местах, все выдавало в нем человека знатного происхождения. Но в отличие от Германа он был прикован к стене массивными кандалами. Видно, его преступление еще страшнее моего, — горько усмехнулся тогда Герман, а вслух довольно дерзко сказал:
— А ты кто такой?
— Я — Руфас, барон фон Зоргский. К вашим услугам.
— Барон? — усмехнулся Герман. — И как же тебя угораздило угодить сюда с таким титулом?
— Скажем так, меня застали врасплох. Я вижу, вы довольно дерзкий юноша.
— Какой есть, — огрызнулся Герман.
— И за что же вас схватили? Хотя, думаю, я знаю ответ. Скорее всего, за воровство.
— Ну и что с того? Мне не приходилось выбирать, как заработать свой кусок хлеба. Вам этого не понять…
— Не спеши судить по внешнему виду, юноша.
— Я сужу так, как мне нравится. И перестань ко мне так обращаться. Здесь не графский замок, а тюрьма, и ты такой же узник, как и я.
— И как же прикажешь к тебе обращаться?
— Можешь звать меня Германом, если уж на то пошло. Хотя, думаю, уже не долго. Вряд ли меня помилуют. Уверен, они уже соорудили виселицу, чтобы повесить меня.
— Я вижу, ты не тешишь себя иллюзиями, Герман.
— Я привык воспринимать жизнь такой, какая она есть, — сухо ответил Герман, прихрамывая прохаживаясь по камере.
Он тщательно изучил все углы, проверил решетки на окнах, но все оказалось бессмысленным. Этот каменный мешок был полностью неприступен. Руфас все это время со скрытой иронией наблюдал за ним. Этот юноша забавлял его, было в нем что-то необычное. Наконец он сказал:
— Я вижу, тебе уже приходилось бывать в подобных переделках.
— Всякое бывало, — фыркнул Герман. Закончив осмотры, он еще раз выругался и сел на свое место. — А что же ты такое натворил, что тебя бросили сюда, да еще и приковали? К чему подобные церемонии с простым узником? Ты что, убил кого-то из знатных или готовил покушение на короля?