— Ты храбр, у тебя сильная воля, — продолжал Юлиус с таким видом, будто они сидели в непринужденной обстановке за бутылкой вина и вели пространные разговоры. — За то недолго время, что я тебя знаю, ты успел мне понравиться. Из тебя выйдет отличный птенец, который сможет быстро встать на крыло. Конечно, в тебе слишком много бесшабашности и своеволия, но время сгладит эти недостатки.
— Я не понимаю, что ты хочешь от меня! — Антуан невольно сделала шаг назад, и уперся во что-то большое и каменное. Как оказалось — саркофаг.
— О нет, ты уже начал понимать, — возразил Юлиус. — Я читаю это в твоих мыслях. Посмотри на меня, и убедись в своих догадках.
Молодой виконт невольно поднял голову, и снова был захвачен его взглядом. Он затягивал, зачаровывал, но почему-то не пугал, хотя должен был бы.
— Вампир! — выдохнул Антуан, продолжая вглядываться в эти бездонные глаза.
— Да.
Совершенно внезапно Юлиус оказался рядом с ним. Он чувствовал его дыханье на своей коже, а вампир склонялся все ближе и ближе. Антуан попытался вырваться, оттолкнуть его, но с тем же успехом он мог бы бороться с каменной стеной. И было еще одно обстоятельство, о котором он просто не отдавал себе отчета: да, Антуан отбивался, но это, скорее всего, был чисто животный инстинкт. Какой-то частью своего сознания он знал, что должно произойти, и даже желал этого.
Вампир погрузил свои клыки в шею молодого человека. Как ни странно, но боли Антуан практически не почувствовал, даже наоборот, его стало наполнять чувство чистого экстаза. И вскоре ему было уже все равно, что сжимающее его существо пьет его кровь, а вместе с ней из его тела уходит и сама жизнь.
Осушив его практически до дна, Юлиус оторвался и прислонил Антуана к каменному саркофагу (больше было некуда). Потом он одним резким движением вспорол себе вену и приложил рану к побледневшим губам молодого человека. К его удивлению Антуан не стал отворачиваться и сопротивляться, как делали поначалу многие, а сразу же жадно припал к ране.
Он пил, пил и пил, пока ему не сделалось плохо. Антуан вздохнул и вытер губы рукавом. Собственное тело казалось ему невероятно тяжелым. Он не в силах был даже пошевелиться. А потом пришла боль, перед которой все остальное показалось ничтожным. Она как огонь расползалась от сердца к каждой вене, каждому мускулу, скручивая все тело. Сквозь эту боль, откуда-то издалека до него донесся голос Юлиуса:
— Не бойся, сынок. Это всего лишь боль. Она пройдет. Каждый из нас проходит через это. Моя кровь меняет тебя.
Это не слишком успокоило корчившегося на полу Антуана. Но через некоторое время боль и правда стала стихать, на смену ей пришло ощущение силы, которая обычному человеку и не снилась. Он попытался встать, но Юлиус остановил его:
— Не так быстро, птенец. Прислушайся к своим ощущениям. Моя кровь все еще работает над твоим телом.
— Что... ты со мной сделал? — выдохнул Антуан, подтягивая под себя ноги.
— Ты и сам знаешь ответ.
Молодой виконт посмотрел на свои руки. Сжал их в кулаки и снова разжал, и, наконец, проговорил:
— Я вампир?
— Верно. Оглянись вокруг, что ты видишь?
— Комнату, саркофаг с какой-то причудливой резьбой по камню, полуразрушенный камин, — перечислял Антуан, послушно обводя взглядом комнату. И только тут до него стало медленно доходить, что огонь в камине погас, и вокруг царит непроглядная тьма. Раньше бы он ничего этого не увидел, а теперь, будто светлым днем, может различить каждую деталь. С его губ сорвалось, — Поразительно!
— У тебя будет еще уйма времени, чтобы восторгаться своими новыми возможностями. Вставай. Пока не кончилась ночь, мне нужно научиться тебя охотиться.
Они вышли в ночь. Юлиус даже удивился, с какой легкостью его птенец осваивал уроки. Лишь раз Антуан замешкался — перед тем, как вонзить свои только что приобретенные клыки в жертву. Но жажда взяла верх.
Когда они возвращались назад, Юлиус заговорил:
— Ты еще юный и совсем неопытный вампир, Антуан. Поэтому слушай внимательно то, что я тебе скажу. Ты стал бессмертным, и не состаришься больше не на день. Но тебя все же можно убить, отрубив голову или огнем, а пока ты молод — еще и уничтожив сердце. Чем старше ты будешь становиться — тем неуязвимее.
Берегись солнца. В первые сто — двести лет оно может и не уничтожит тебя, но будет чертовски больно. Поэтому пока лучшая постель для тебя — это саркофаг, который ты видел в комнате.
Ты научился охотиться — это хорошо. Никогда не отказывайся от крови. Будешь голодать — сойдешь с ума. Станешь животным, убивающем все на своем пути.
И всегда помни наши законы.
— Законы? — с некоторым удивлением переспросил Антуан.
— Да. Их не так много, но наказание за их нарушение сурово.
Основной их смысл: запрет на убийство людей или других вампиров. Исключение: самооборона, иногда месть, а в последнем случае открытый вызов. А также запрет на обращение калек или детей. Дети-вампиры — самое ужасное зрелище. Почти все они очень быстро впадают в безумие.
— Чудовищно! — только и смог проговорить Антуан.
— Хорошо, что ты так думаешь. Это удержит тебя от необдуманных поступков, — кивнул Юлиус, входя в свое убежище. Но на пороге он на секунду замер, заметив за углом закутанную в плащ фигуру. Он все понял. На краткий миг его лицо озарилось чем-то сродни радости. Но это выражение быстро сменилось обычным безразличием.
Они вошли внутрь. Антуан поймал себя на мысли, что его больше не тревожит мрачность этого дома. Он даже стал привыкать к нему. А Юлиус продолжал говорить:
— Рано или поздно ты встретишься с остальными. Что бы ни случилось, помни — ни у кого из них нет власти над тобой. Ты свободен и принадлежишь себе. Это говорю тебе я — твой творец.
— Что это значит? Ты говоришь так, будто собрался умирать.
— Дай-то Бог. Ты все поймешь со временем. А сейчас спускайся вниз. Скоро рассвет. Мой саркофаг в твоем распоряжении.
— А ты?
— О, обо мне не беспокойся, мой новорожденный птенец. Ты станешь очень сильным.
Последняя фраза была сказана уже в спину Антуана, послушно спускавшегося вниз по лестнице. Лишь когда стих звук его шагов, Юлиус обернулся и тихо сказал куда-то в пустоту:
— Я сделал все, что вы хотели, госпожа.
— И все было сделано правильно, — донеслось из темноты, и голос был похож на шелест листьев. А вслед за голосом от стены отделилась тень и встала в нескольких шагах от вампира. — Так ты по-прежнему тверд в своем решении? Ты жаждешь смерти?
— Да, всем сердцем, — пылко ответил Юлиус.
— Что ж, так тому и быть, — голос был невероятно печален. — Да будет так.
В тот же миг под капюшоном холодным огнем засветились глаза, превратившиеся в два бездонных колодца. Налетел невидимый ветер, насквозь пропитанный огромной силой. Он трепал черный плащ вампирши и волосы Юлиуса. Сила витала вокруг них.
Менестрес, а это была именно она, выпростала из-под плаща руку и протянула ее в сторону Юлиуса. В тот же миг он ощутил, как у него в груди разливается тепло. Он опустил голову и увидел свое сердце, светящееся красным светом сквозь грудь. От него этот свет распространялся по всему телу.
Юлиус поднял голову, на его лице играла счастливая улыбка. Одними губами он прошептал:
— Кадмея, я иду к тебе!
В тот же миг он вспыхнул, как свеча, и в считанные секунды обратился в пепел.
Спустившись вниз, Антуан медленно приблизился к саркофагу. проводя руками по его резной поверхности, он старался привыкнуть к мысли, что ему придется здесь спать. Но вдруг на него нахлынуло какое-то странное ощущение. Чувство какой-то огромной силы, от которой у него заныли зубы. И в то же время она звала его. Будто какая-то часть его самого принадлежит этой силе. Он чувствовал себя ниточкой огромной паутины.
Влекомый любопытством, Антуан поднялся наверх. Он увидел Юлиуса, на губах которого играла блаженная улыбка, видел его пылающее сердце, и как тот вспыхнул, обратившись в пепел. В тот же миг внутри него самого будто что-то оборвалось. Пустота закралась в его душу.