– А нельзя обойтись без друга?
– Нельзя, – юноша отщипнул несколько ягод от грозди, пожевал их. – Все дело в том, что я даже не знаю, где старуха будет завтра или послезавтра. Это может узнать только он.
– В таком случае, тебе миллион – много.
– В самый раз. Я рискую больше. Старуха же меняет лагерь каждое утро, и никто, кроме нее, да, возможно, ее дочери, не знает, где будет ночевать. Я знаю, очень приблизительно, в какой местности они бродят, но этого мало. В горах полно троп, по которым маленький отряд всегда ускользнет от самой большой армии хоть днем, хоть ночью.
– Но речь-то идет о целом миллионе.
– О двух на двоих.
– Хорошо, о двух.
Парень усмехнулся:
– Все просто. Долго без отдыха они идти не смогут. Воины не выдержат и взбунтуются. Положим, у Лиины в пятках шипы и ей эти переходы вроде прогулки, но старуху-то носят в носилках.
– Лиина – это имя младшей?
– Да. Не девочка, а живая ртуть. Так о чем это я? Ах, да. Рано или поздно старуха должна будет разрешить привал на несколько дней. Тогда-то приятель и даст мне знать. Есть у него прирученная птица для этого. А я проведу вас такими тропами, что даже старуха ничего не учует. Только и вы не мешкайте.
– Не замешкаемся.
– Теперь насчет денег. Сейчас я у вас ни обола не попрошу. Я не нищий и заплатить в харчевне за мясо и вино у меня найдется чем. Деньги передадите мне тогда, когда я дам вам знать. Потом придет мой приятель и тоже получит свою долю. Так что мы вас не обманем. Но и сами не вздумайте хитрить. В горах ведь и заблудиться можно, а там, глядь, птички-то и улетели. С нас вам выгоды будет немного. Ну, я пошел.
– Не торопись, – Гай Лициний щелкнул пальцами, призывая раба, – Марц! Принеси мясо моему гостю.
– Мясо – это хорошо, – парень поднялся, – но лучше я его в какой-нибудь харчевне съем. Говорят, старуха на семь локтей под землю видит, а на земле от нее тайн вообще нет. Врут, конечно, но и дыма без огня не бывает.
Не отрывая взгляда от лица пришельца, Гай Лициний выложил на стол один за другим два денария и, по огоньку, вспыхнувшему в глазах гостя, понял, что не ошибся. Парень присел на самый уголок кресла, показывая, что очень торопится, спросил, не сводя глаз с монет:
– Что еще хочет узнать благородный Гай Лициний Октавиан?
– Сколько у вас воинов?
– Не знаю. Этого никто не знает, кроме старухи. Я слышал, что перед сражением с армией Помпония их было около девяти тысяч. После, конечно, их стало меньше, но насколько – не знаю. Сейчас же войско растет изо дня в день.
– Как зовут старуху?
– Тоже не знаю. Она не говорит, а ее не спрашивают.
– Ну, а сколько правды в истории о подаренных пленниках?
– Много, – парень рассмеялся, взял со стола серебро. – Препотешная вышла история. Авес сделал подарок старухе, а теперь кусает локти. Старуха-то отказалась, а вот прекрасная Лиина…
– Приняла?
– Не совсем. Оставила одного себе, чтобы было над кем потешаться. Авес сходит с ума от ревности. Было бы с чего!
– Как имя оставленного?
– Гальба, кажется. Валерий Гальба. Он ей записывает стишки на свитках, рассказывает о красотах Рима, пересказывает истории, записанные простым слогом. Это видят и знают все, но Авес не верит. Не хотел бы я оказаться на месте того пленника. Это все? Тогда я пойду.
– Погоди. Как ты дашь мне знать о себе?
– Сам приду.
– Этого недостаточно. Нужен пароль, чтобы тебя сразу, не задерживая, привели ко мне.
– Пароль? – парень в задумчивости почесал затылок. – А что это?
– Когда придешь опять, скажешь страже, что у тебя дело к Эвфориону. Это мой секретарь. А ему скажешь, что принес мне белые шкуры или розовую соль, или еще что-то редкое, и он сразу доложит о тебе.
– Тогда я скажу, что принес белые шкуры.
– Хорошо. Теперь ступай, но будь осторожен.
Когда за пришельцем закрылась дверь, Гай Лициний дважды хлопнул в ладоши. Отодвинув ткань, которой были задрапированы стены комнаты, из потайной ниши вышел молодой воин с чисто римскими чертами лица.
– Германик, – обратился к нему полководец, – позаботься, чтобы за этим варваром присмотрели. Может быть, среди его друзей кто-то будет полезен и нам.
Сбежать Валерию не удалось. Его остановили в четверти мили от лагеря.
– Стой! – воин перед ним вырос как из-под земли.
Обернувшись, юноша вздрогнул: позади холодно поблескивали два обнаженных меча. Один воин – перед ним, двое – сзади. Приблизившись вплотную, передний воин внимательно всмотрелся ему в лицо, спросил с сомнением:
– Римлянин? Раб молодой госпожи?
Валерий поспешно закивал.
– Топай обратно, – меч вернулся в ножны. – Попадешься еще раз, – будешь бит. До смерти. Понял? Шагай!
Валерий еще раз кивнул, попятился. Воины за его спиной расступились, давая пленнику дорогу, и, оказавшись вне пределов досягаемости меча, бросился бежать к лагерю. Бежал он недолго и остановился, лишь только когда убедился, что часовые его не преследуют. Все правильно, так он и думал: подходы к лагерю охраняются. Но везде ли так тщательно?
На другой тропе ему в придачу к угрозе дали разок по шее, а на третьей – хорошего пинка, чтобы быстрее возвращался. Четвертую тропу он искать не стал: ночь кончилась.
На дневном привале воины как всегда сгрудились вокруг нескольких крошечных костерков. Они жарили на огне ломтики хлеба, сала, сыра, по очереди отхлебывали из объемистой фляги, принесенной новоприбывшими. Валерию места у огня, как обычно, не было, и он сидел в стороне, сосредоточенно жуя свою долю еды.
– Скучно? Пошли к огоньку.
Не веря услышанному, юноша поднял голову. Обращался к нему пожилой воин: невысокий, сутулый, но по-своему крепкий, как Гальба определил по выговору, грек.
– Вставай, милок, вставай. Молодая госпожа беседует со старшей госпожой и не скоро позовет тебя.
Не испытывая от приглашения ни радости, ни любопытства, Валерий все-таки поднялся, подчиняясь, и неспешно последовал за воином.
– Потеснись-ка, Воцес, – обратился грек к одному из сидевших у костра, на что тот возразил недовольно:
– Зачем нам здесь римлянин?
– Пусть побудет. Он не помешает.
– Минувшей ночью он удрать хотел, – буркнул Воцес, чуть сдвигаясь в сторону.
– Садись, милок, – пожилой чуть не силой усадил Валерия на землю. – Тем более незачем его сперва гнать, а потом за ним же следить. Где твои кости, Воцес? Сыграем?
Воцес порылся в кошеле, достал несколько кубиков, бросил их наземь раз, другой, третий, отобрал две, а остальные спрятал обратно.
– Порченые, что ли? – спросил грек. – Дай взгляну.
– Смотри, – Воцес достал и передал ему четыре кубика. – Два – на семь и два – на девять. Что она с ними делает?
Грек бросил кости на землю, полюбовался результатом:
– Она – ведьма. Помнишь, что было с конем Авеса, когда он вздумал насильно прокатить ее?
– Он не знал, кто перед ним, иначе никогда не повел бы себя столь вольно. Мало ли смазливых девчонок вокруг? Он-то не привык пропускать их мимо. Схватил привычно поперек и бросил перед собой на коня!
– Бросил-то бросил, да конь вдруг взбесился. Просто чудо, что они удержались у него на спине и не расшиблись. Его еще старшая госпожа остановила.
– Помню. Она прикрикнула на дочь и велела той прекратить дурачиться. Конь тут же встал как вкопанный, а госпожа потом извинялась за дочь. Именно с того дня Авес и прилип к Лиине… Слушай, Стафанион, ты мне зубы не заговаривай. Будешь ты играть или нет?
– Буду, – пожилой достал несколько медных монет, быстро проиграл их, сказал со вздохом. – Не везет.
– А ты в долг. Я поверю.
– В долг не играю.
Воцес обиделся:
– И ради этого я должен был кости доставать и твою болтовню слушать? Чего ты жадничаешь, Стафанион: «Я в долг не играю…». У тебя же вся одежда золотом подшита, а ты вытащил, как великое богатство, пару медяков…
Валерий задумчиво подобрал два кубика из тех, что Воцес назвал порчеными, бросил ему выпало шесть и один, потом – пять и два. Не понимая причины столь странного совпадения, юноша вертел кубики в руках, пытаясь понять и объяснить необъяснимое.