И вот однажды вечером, когда перед отходом ко сну Ребекка решила нанести матери очередной визит, У дверей в спальню баронессы ее встретила нянюшка.
— Не сегодня, малышка. Твоя мамочка спит.
Однако что-то в лице женщины насторожило Ребекку, от ее слов веяло фальшью, а девочка уже начала догадываться о том, что взрослые говорят ей правду далеко не всегда.
— Но с ней все в порядке? — тревожно спросила она.
Нянюшка устало вздохнула, затем пересилила себя и улыбнулась.
— Она очень устала, милочка, вот и все. Рожать ребеночка — это, знаешь ли, тяжкий труд.
— Такой уж тяжкий?.. — по-прежнему не слишком доверяя словам нянюшки, переспросила Ребекка.
Живот ее матери в последние недели приобрел такие размеры, что девочка решила, будто ее младший братик родится настоящим великаном.
— Вот именно, — твердо ответила нянюшка. — Очень тяжкий.
— Что ты хочешь этим сказать?
Внезапно, наряду со страхом, Ребекку охватили отчаянное волнение и любопытство.
— Ничего особенного, солнышко. Пойдем, я уложу тебя в кроватку.
Повивальная бабка мягко подтолкнула Ребекку в сторону от дверей, но от девчушки оказалось не так-то просто избавиться.
— А почему это такой тяжкий труд? — настырно спрашивала она, когда они с нянюшкой уже шли по коридору.
Нянюшка ничего не ответила, она, казалось, над чем-то глубоко задумалась. Малышка уже хотела повторить вопрос, но тут они как раз дошли до двери в детскую. И тут нянюшка приняла окончательное решение.
— Ну-ка, живо в кроватку, — приказала она. — Я приготовлю тебе замечательное питье, а потом мы поговорим. Ладно?
Ребекка покорно кивнула и поторопилась поступить, как ей было велено. Переоделась на ночь и села на постель. А тут уже вернулась и нянюшка. В руках у нее была кружка горячего и сладкого молока.
— Только сначала подуй, — предостерегла она. — А не то обожжешь язычок.
Девочка выпила молоко, ей не терпелось услышать необходимые объяснения.
— Твоя мать неважно себя чувствует, Ребекка, — начала нянюшка. — Вот почему она испытывает такую усталость.
— И все это из-за младенца? — забыв о выпитом молоке, тут же выпалила Ребекка.
— Да.
— Так почему же его не извлекут из нее?
— Младенцы сами определяют, когда им пора появиться на свет. Если он родится слишком рано, это может повредить твоей мамочке, а ведь нам с тобой этого не хочется, верно?
Ребекка уныло покачала головой, ее огромные синие глаза стали еще больше от страха.
— Ребеночек отнимает у матери много сил, — продолжила нянюшка. — А много есть, чтобы восстановить силы, она не может. Вот ей и приходится подолгу спать.
— Значит, я ее больше не увижу, — всхлипнула Ребекка, подумав о том, как бледна теперь ее мать, и вспомнив об отвратительном запахе, который время от времени встречал ее в материнской спальне.
— Нет, конечно же, это не так, — улыбнувшись, возразила нянюшка. — Ей нравится, когда ты к ней приходишь. И ей необходима сейчас вся любовь, которую мы можем ей уделить. Но тебе теперь придется навещать ее днем, когда она не спит.
Ребекка кивнула, услышанное несколько приободрило ее.
— Будь умницей, попей еще молочка! — Нянюшка проследила за тем, чтобы девочка допила кружку до конца. — Только ни с кем не говори на эту тему, Ребекка. Пусть это будет нашей с тобой тайной. Понятно?
Ребекка вновь кивнула. Возложенная на нее ответственность заставила ее почувствовать себя страшно взрослой.
— Но она ведь поправится, правда? — спросила она у нянюшки напоследок.
— Конечно, солнышко! Конечно. Ну а теперь допивай молочко — и на боковушку.
Какие-то нотки в последних словах нянюшки вновь насторожили Ребекку, но она послушно выпила остатки питья и шмыгнула под одеяло. Нянюшка забрала пустую кружку и вышла прочь.
— Спи спокойно, моя сладкая, — попрощалась она, затворяя за собою дверь.
Какое-то время Ребекка пролежала, глядя в потолок. Стоявшая на ночном столике свеча озаряла его слабым светом, но глаза девочки сейчас ничего не видели, в ее сознании клубились совершенно иные образы.
Много лет спустя она сообразила, почему той ночью ей удалось так безмятежно уснуть: к этому времени она была уже более чем хорошо знакома с разнобразными порошками, приготовленными нянюшкой, и с воздействием, которое они оказывали.
Едва продрав глаза на следующее утро, она обнаружила, что на краешке ее кровати сидит Эмер.
— Проснулась, соня несчастная! — заорала подружка, увидев, что ресницы Ребекки затрепетали. — Скоро уже обедать пора!
— А что ты здесь делаешь? — сонно щурясь, поинтересовалась Ребекка.
— Нянюшка велела мне прийти к тебе, — ответила Эмер. — Сказала, что тебе непременно захочется с кем-нибудь поговорить.
И тут Ребекка сразу же вспомнила о ночной беседе. И сразу же у нее неприятно заныло в желудке. Она выскочила из постели и, как была в ночной рубашке, подбежала к дверям и отворила их.
— Что ты делаешь? — окликнула ее Эмер.
— Я хочу к мамочке!
— Нельзя!
Ребекка замерла на месте.
— Но почему?
— Потому что она рожает.
— Нет! Этого не может быть, — огрызнулась Ребекка. — Слишком рано. Дети сами решают, когда им приходит пора появиться на свет.
— И все-таки так оно и есть! Я слышала, как твой отец во весь голос орал об этом.
Подруга произнесла это с такой уверенностью, что Ребекка поневоле смирилась с правотой ее слов.
— Ну и что же он орал? — тихим голосом осведомилась она.
— Он орал: раньше или позже, главное, чтобы он родился нормальным, поняли?.. А потом с багровым лицом вышел из комнаты и отправился прочь.
Эмер все еще сердилась из-за того, что к ее словам поначалу отнеслись с недоверием, она даже не заметила того, что личико ее подружки побелело от страха.
— Я хочу к мамочке, — тихо вздохнула Ребекка и тут же помчалась по коридору.
После недолгого размышления Эмер последовала ее примеру, и обе девчушки очутились у дверей в комнату баронессы почти одновременно. Крик боли, донесшийся из глубины комнаты, заставил их замереть на месте. Затаив дыхание, они прислушались к тому, что происходило за дверью, но услышали лишь короткие восклицания ободрения и поддержки и звон стекла. Потом раздался голос нянюшки: «Вот, выпейте это». Затем девочки услышали странные звуки, смысла которых не сумели определить, потом из комнаты донесся новый вопль. Услышав его, девочки аж подпрыгнули на месте, Ребекка даже заплакала. Чуть спустя принялась всхлипывать и Эмер. Должно быть, их плач услышал кто-то из находившихся в покоях у баронессы. Дверь слегка приотворилась, на них из комнаты посмотрела повивальная бабка. Лицо у нее было усталым и бледным.
— Ребекка, живо разыщи отца и приведи его сюда, — распорядилась она. — Эмер, отправляйся на поиски вместе с нею!
Девочки какое-то время постояли молча, уставившись на нее, затем Ребекка отвернулась и бросилась бежать, а Эмер помчалась следом. Барона они отыскали в кабинете, от него несло как от винной бочки, да и в руке у него был кубок. Он рассерженно посмотрел на запыхавшихся и зареванных малышек, но не сказал ни слова. Да и Ребекка не могла заставить себя заговорить, она вновь расплакалась. Сообщение барону пришлось передать Эмер.
— Нянюшка велела вам живо туда, — выдохнула она. — Ребеночек родится.
— Мне это отлично известно! — рявкнул барон. — Я провел там половину нынешней ночи. — Он допил кубок до дна и зашвырнул его в дальний конец комнаты. Тот упал на пол с грохотом, еще сильней перепугавшим Ребекку. Барон Бальдемар невесело рассмеялся. — «Живо туда», — насмешливо передразнил он. Затем бросился вон из комнаты, покачиваясь на ходу и едва не налетев на закрытую дверь. Девочки кинулись было вдогонку, но их остановил сердитый возглас барона: — Оставайтесь здесь, обе! — выкрикнул он с какой-то особенной злобой в голосе. — И без вас там поганых баб полно!