— То-то она, я думаю, порадовала супруга, — саркастически заметил музыкант.
— Вообще-то она, наверное, его радовала, — отозвалась Ребекка. — Иначе он бы не сделал ей четырнадцать детей.
Постепенно напряжение, владевшее музыкантом, пошло на убыль. Вопреки былому предубеждению, Невилл обнаружил, что дочь барона ему нравится.
— А это кто? — спросил он.
— Мой отец. И надеюсь, вам не доведется играть песен, которые навеет его жизнь.
— Но здесь он как-то крупнее, чем в жизни.
— Так оно и было задумано.
Пренебрежительно махнув рукой, Ребекка прошла по галерее дальше. Невилл остался у портрета Бальдемара, пристально рассматривая его близорукими глазами. Почему-то сильнее всего его заинтересовал охотничий пес барона по кличке Старый Ворчун.
— А когда это было написано? — спросил он. — И как звать художника?
— Несколько месяцев назад. А художника зовут Кедар.
— А собака все еще в замке?
— Старый Ворчун? Да, конечно.
— Давайте посмотрим на него!
— Только не сейчас. Сейчас их кормят, и вся псарня взбунтуется. А почему такой интерес?
— Да нипочему. Просто я люблю собак, — пожал плечами Невилл.
Они прошли дальше.
— А вот это один из моих любимцев, — указала Ребекка. — Мой прадед барон Дервард.
И она поведала Невиллу о том, как горемыка барон искал золото под дикой сливой. К концу ее рассказа они оба хохотали во весь голос.
— Но вы ничуть не похожи на большинство из них, — отметил под конец Невилл, и видно было, что это его удивляет.
— Да и вы не совсем заурядная личность, — ответила Ребекка. — Ваш дар…
— Никому не нужен! — с внезапной яростью выкрикнул музыкант.
— Нет!
— Никто не слушает меня — даже мои собратья музыканты.
Он бросил это сердито и презрительно.
— Но я-то вас слушала!
Пару мгновений они простояли без слов, уставившись друг на друга. Они почувствовали, что между ними возникла некая связь, хотя барьер отчуждения был еще высок и непреодолим.
— Хотите посмотреть еще что-нибудь? — тихим голосом поинтересовалась она.
Он кивнул, и они пошли дальше.
— А вот один из самых древних, — показала Ребекка. — Его зовут Каделль.
— Вид у него злодейский, — заметил Невилл.
— Точно схвачено. К тому же он вроде бы внешне не был похож на своего отца и по этому поводу ходили самые некрасивые слухи. Но мы не должны рассказывать гостям таких историй.
— Каван, — прочитал вслух Невилл. — А на какой слог ударение? На второй?
Он произнес это почему-то задрожавшим голосом, указав на подпись художника.
— На второй, — подтвердила Ребекка.
И тут ее будто громом поразило. Музыка Невилла была исполнена истинного волшебства — точь-в-точь как та, другая, картина Кавана. И может быть, юноша сможет ей что-нибудь объяснить.
— У меня есть еще одна его картина, — не без опаски начала она. — И она меняется.
Он сделал круглые глаза.
— Правда?
— Я покажу… — начала, было, она, но тут же умолкла, потому что дверь, ведущая в галерею из парадного зала, со скрипом открылась. В галерею вбежал Рэдд и первым делом посмотрел наверх, на балкон.
— Ты там, Ребекка? — крикнул он сердитым и встревоженным голосом. — Кто это там с тобою?
— Мне необходимо увидеть эту картину, — как будто ничуть не обеспокоенный появлением постороннего, шепнул Невилл. — Пойди и принеси ее.
— Но как… — начала Ребекка.
Но Рэдд уже поднимался по лестнице на балкон.
— О нем позабочусь я сам, — сказал юноша. — Где мы встретимся?
— У меня, — шепнула она. — Там нам никто не помешает.
И девушка торопливо объяснила ему, как попасть в ее покои.
— Отлично. Ну, так пошли!
Рэдд был уже на балконе. Он разве что не летел им навстречу.
— Ребекка, прошу тебя, — выдохнул Невилл. — Нам необходимо поговорить.
— Только не причини ему никакого зла, — прошептала она, будучи не в силах сдвинуться с места.
— Ну, конечно же, нет! Я всего лишь сделаю так, чтобы он позабыл о том, что видел нас.
Музыкант полез за пазуху и извлек маленькую флейту. И едва он начал играть, как Рэдд застыл на месте как вкопанный. Невилл медленным шагом направился к постельничему, обдавая его волнами музыки. Ребекка ощутила на себе часть ее гипнотического воздействия, хотя и поняла, что оно направлено на Рэдда, а вовсе не на нее. Пройдя мимо неподвижной фигуры постельничего, она заметила, что глаза Рэдда широко раскрыты и явно ничего не видят.
Ребекка проделала привычный для нее путь в потайную комнату в Восточной башне, испытывая такой страх и такое волнение, что едва могла дышать. Солнце уже садилось, когда она вернулась обратно, вдоль южной крепостной стены, неся под мышкой завернутую в полотно картину. Отсюда она решила срезать дорогу, пройдя через отцовские покои, потому что знала: он по-прежнему бражничает в Большом зале. Ей удалось попасть к себе незамеченной. Спрятав картину в платяной шкаф, она начала ждать.
Невилл завел не оказывающего сопротивления постельничего в кладовую и уложил его спать. Хотя он уже убрал флейту, в голове у Рэдда по-прежнему звучала музыка. Гипнотический эффект был одной из сторон музыкального дара, пользоваться которой Невилл позволял себе крайне редко, однако сейчас он радостно усмехнулся, понимая, что на сей раз овчинка стоит выделки. Если у Ребекки и впрямь есть такая картина…
Так или иначе, он не отправился в ее покои сразу же, а вместо этого сперва сходил на кухню и осведомился, как попасть на псарню. Очутившись уже там, он разыскал Ворчуна и подошел к нему, дружелюбно прищелкивая языком. Пес весело подбежал к юноше и позволил потрепать себя по ушам.
Но на самом деле Невиллу был нужен не пес, а ошейник. Из черной кожи с металлической инкрустацией — точь-в-точь такой, каким написал его на картине Кедар, — за исключением того, что на нарисованном ошейнике имелась металлическая бляха с неким круглым значком. Невилл, улыбнувшись, полез за пазуху и достал металлический подвесок. На нем был изображен точно такой же круглый значок.
Он встал и вышел во двор. Казалось, здесь болталось больше народу, чем раньше, но он не обратил на это внимания, уж слишком важное дело ему предстояло.
Ребекка не успела пробыть у себя и нескольких минут, как ее чуть ли не до смерти напугала Эмер, высунувшая голову из спальни. Эмер радостно, во весь рот, ухмылялась.
— Ну и где же он? — спросила она.
— А ты-то тут что делаешь? — выдохнула Ребекка.
Сердце у нее бешено колотилось.
— Подглядываю, — радостно доложила Эмер. — Ну и как он выглядит? Он сейчас придет, правда?
Ребекка нервно рассмеялась, поняв, что подруга решила подглядеть то, что по ошибке приняла за любовное свидание.
— Он придет сюда, это верно. — Вновь повеселев, она жестом пригласила подругу в комнату. — Только не за тем, о чем ты думаешь.
Эмер удивленно подняла брови.
— Он колдун. Самый настоящий колдун! И он хочет рассказать мне о моей волшебной картине.
— Колдун! — изумилась Эмер.
— Точно. А ты разве не слышала, как он играет? Это же было самое настоящее волшебство! О таких музыкантах и повествуется в древних преданиях.
На мгновение ее подруга утратила дар речи.
— Неужели ты не понимаешь? — разгорячившись, добавила Ребекка. — Он собирается объяснить мне волшебство. Это же замечательно! Все будет именно так, как мне хотелось. Как мне хотелось с самого начала.
В это мгновение дверь в прихожей отворилась, и обе девушки, предвкушая встречу, посмотрели в ту сторону.
— На твоем месте я бы не был в этом так уверен, — послышался мужской голос.
Этот голос Ребекка хоть и не забыла, но надеялась никогда больше не услышать. Оцепенев от ужаса, она тихо стояла, когда мужчина вошел в комнату и отвесил ей издевательский поклон.
— Добрый вечер, барышни, — поздоровался Крэнн.