Кристрен продолжала вспоминать, образы прошлого нисколько не поблекли за все эти годы. Ветер, дувший с моря Крови, пах бурей, бурей прошлого.
— Здесь так красиво! — сказал Оруджо, его бирюзовую куртку ярко освещало солнце. — Спасибо! Курион ни за что не пошел бы со мной сюда.
Он стоял, широко раскинув руки, Оруджо — искатель приключений, предпочитавший ходить по горам, а не нырять к морскому дну. Именно из-за этого он чаще всего и ссорился с Курионом.
— Пойдем поищем океййю, пока не стемнело.
— Уверен, что хочешь идти?
Оруджо улыбнулся. Его улыбка так нравилась Кристрен. И даже Курион поддавался ее обаянию.
— Ведь мы оказались здесь совершенно случайно.
Итак, они начали спускаться по крутому спуску в кальдеру Оппамонифлекса, место рождения драконов, океййи и, как считали саракконы, самой Кундалы.
Мир будто раскрывался навстречу, голубые облака проносились мимо, а путешественникам казалось, что они погружаются на морское дно. В кальдере становилось темнее, мелкие камешки и пепел разбегались под ногами, как ручейки во время бури. На крутых склонах все чаще попадались обсидиановые пальцы, опасные, как кинжалы. Пару раз Оруджо чуть не потерял равновесие, когда хрупкая горная порода обваливалась под ногами. Когда Кристрен пыталась ему помочь, он смеялся. Он мог справиться и без нее, однако Оруджо очень нравилось внимание девушки.
Они спускались медленно и очень осторожно. Особых поводов для беспокойства не было. Высоко в сужающемся овале неба кружили златокрылые грифы, зорко высматривающие добычу.
Густые волосы Оруджо, заплетенные в косу, были убраны с лица и перевязаны лентой из серебряных рун, в окладистой бороде мелькал кубик из красного нефрита, подаренный Курионом на их первую годовщину. Открытое лицо с тонкими чертами так и светилось — это неожиданное путешествие доставляло ему массу удовольствий. Было ли оно на самом деле неожиданным? Теперь Кристрен частенько в этом сомневалась. Наверное, Оруджо спланировал его заранее, чтобы сделать подарок своему любовнику, брату Кристрен — Куриону.
Когда позади осталась примерно треть пути, спуск стал намного круче и опаснее. Пришлось идти медленнее, осторожно пробираясь по крутому склону. Небо потемнело, садящееся солнце окрасило облака в яркие цвета.
Кристрен решила немного передохнуть, и они выпили воды из фляги. Оруджо показал вниз — там рыжим островком росла океййя. Он усмехнулся, океййи было больше, чем они могли предположить. Оруджо заявил, что такое количество сделает их богатыми.
Следующие несколько секунд Кристрен проигрывала в памяти тысячи раз. Она никак не могла понять, почему Оруджо внезапно выпустил флягу из рук. Так или иначе, она упала и покатилась прочь. Оруджо попытался ее остановить, его тело вытянулось, прекрасное мускулистое тело, каждый квадратный сантиметр которого так любил Курион. В этом жесте воплотилась вся сущность открытой, бесконечно оптимистической натуры Оруджо, который верил, что любое дело нужно делать отлично. Этот момент навсегда застыл в памяти Кристрен, необратимый, как последний удар часов, одновременно жуткий и прекрасный.
Проявляя чудеса гибкости и пластичности, Оруджо смог схватить флягу. Однако спуск был слишком крутым, и вес тела, легкого и изящного, потянул его вниз.
Бирюзовая куртка, словно яркая бабочка, вспыхнула в лучах солнца. Оруджо падал.
Он упал на самое дно кальдеры так быстро и внезапно, что Кристрен буквально застыла на месте. Вслед за ним потекли ручейки пепла, и тело Оруджо тут же засыпало, будто он не стоял рядом с подругой всего пять секунд назад.
Оруджо!
Кристрен скользнула в морс. Яркие вуалехвосты кружили вокруг коралловых зарослей, а скаты танцевали, скрываясь от косых солнечных лучей. Они плавали с молодой саракконкой, оплакивая Оруджо, и понимали, почему через неделю после того, как оглушенная горем Кристрен выбралась из кальдеры Оппамонифлекса, она пришла в порт Селиокко. Вот причалил корабль, и Курион, спустившись по сходням, все прочитал по ее глазам. В ту самую ночь, несмотря на слезы и протесты сестры, он вышел в море и домой больше не возвращался.
Винил ли он ее в смерти Оруджо? Курион отказался с ней разговаривать. Его молчание было красноречивее любых обвинений. Он ни разу не написал Кристрен, и, несмотря на все усилия, она несколько лет ничего не знала о брате. А потом ее вызвали на Ориениад. Сам Церро объявил, что Куриона послали на северный континент с секретной миссией, а потом поручил найти брата и передать маленький сверток, скрепленный восковыми печатями. Кристрен казалось, что она уже не сможет помириться с Курионом. Как он ее встретит? Что она должна ему сказать? Что вообще можно сказать в такой ситуации?
Разве что рассказать все как есть.
Недосказанные слова гнили и разлагались, как непохороненное тело, отравив их дом. Призрак Оруджо лежал между ними, как топкое, покрытое дымкой болото. Но сейчас поручение Ориениада давало им последний шанс вернуть прежние отношения.
В темной глубине мелькнула тень, и Кристрен резко остановилась. Она быстро поплыла прочь от скатов и полных жизни коралловых зарослей.
Хотя Курион любил скатов и утверждал, будто понимает их, Кристрен побаивалась этих рыб. Сильно перепугавшись, она перевернулась на спину и быстро выплыла на мелководье.
Солнце садилось за море Крови, и мелководье окрасилось в серебристый цвет. Кристрен жила на острове уже несколько недель и предпочитала спать днем, каждый раз меняя пещеры, а по ночам осматривала берега.
Сначала девушка хотела поскорее выбраться на материк. Однако когда она увидела, кто помогает соромиантам, то решила остаться и разведать, что здесь происходит. Потом можно будет отыскать Куриона в огромном Аксис Тэре. Когда Церро объяснял Кристрен цель ее миссии, он рассказал, зачем капитана послали на северный континент.
Остальное она додумала сама. Поэтому девушка и решила остаться, чтобы понять, насколько хорошо Синтайр осведомлен о планах Оннды.
Подслушивая, девушка узнала много полезной информации, например, то, что западная часть острова очень опасна для моряков. Именно там находился секретный грот, который вода заливала даже при несильном приливе. Кристрен решила его осмотреть, и это едва не стоило ей жизни. Однако она сумела не только проникнуть в грот, но и найти секретный вход вглубь гранитной скалы, которую облюбовали соромианты, их ученики и последователи.
Солнце окрасило западный горизонт в багрянец. Последние лучи ярко освещали небо. Взошли три из пяти лун. Пришло время идти в грот Хаоса, как его назвала Кристрен, и, поднявшись по винтовой лестнице в сердце цитадели соромиантов, начать ежевечерний шпионаж. Однако сегодня она неподвижно сидела в бледно-зеленом лунном свете.
Вот позади раздался шепот, длинные накидки зашуршали на прибрежном ветерке. Даже не оборачиваясь, Кристрен поняла, что в пещеру вошли двое. Они любовались той же сиреневой полосой сумеречного моря, что расстилалась перед девушкой. Свет трех лун был таким же ярким, как заря.
— С трудом в это верю, — произнес довольно низкий голос. Кристрен узнала Хаамади. — Мы смогли убить ту друугскую девчонку. Даже без Вуали Тысячи Слез! — Хаамади был новым и самым молодым из архонтов. Насколько разобралась Кристрен, он стал членом правящей тройки после гибели Талаасы в За Хара-ате.
— Талааса был обречен, как я тебе и говорил. — Второй голос был выше. — Все сложилось удачно не только для тебя лично, а и для всех соромиантов и саракконов. — Тихий вкрадчивый голос принадлежал ардиналу Синтайра по имени Лужон. — Благодаря нам соромиантам уже не нужна Вуаль, а благодаря вам мы добились большого успеха на северном континенте.
— Ты имеешь в виду победу над друугами?
— Это твои слова, не мои.
— Конечно, — фыркнул соромиант, — разве от тебя дождешься благодарности!