— Ты был не один, Нит Эйнон, и твой сын тоже.
— Трус! Слишком поздно! Лучшие тому доказательства — твои голограммы. Ты пожнешь плоды собственного бездействия. Центофеннни сделают с в’орннами то же, что мы сделали с кундалианами. Надеюсь, у тебя хватит ума понять, что это самое подходящее наказание за наши преступления.
— Отказываюсь этому верить.
— Тогда покажи Гуль Алуф то, что показал мне, — посоветовал Нит Эйнон.
— Общение с Гуль Алуф — твоя новая причуда?
Тэй попытался рассмеяться.
— Возможно, Нит Имммон, это единственное, что у нас есть общего.
В палатке Миннума в городе За Хара-ат мягко горели лампы, и пахло жареной песчанкой и ба’ду. Колченогий соромиант склонился над огнем, колдуя над почерневшей сковородкой, на которой ярко-красные лепестки жарились в масле лимонника.
— Не знала, что ты так здорово готовишь, — сказала наблюдавшая за ним Джийан.
— У меня много скрытых талантов. — Миннум добавил немного корицы. — Когда живешь один, госпожа, приходится учиться готовить. Особенно такому гурману, как я. — Он взглянул на Джийан. — Простите за прямоту, но, по-моему, вам лучше присесть. У вас очень измученный вид.
— Наверное, постоянный риск накладывает свой отпечаток, — вяло улыбнулась Джийан, наливая себе чашечку крепкого ба’ду. — Так или иначе, спасибо за заботу.
— Вы голодны? Поешьте хоть немного!
— Все кажется таким вкусным! — Джийан сняла пробу. — Миннум, ты гений!
Колдунья отхлебнула ба’ду. Миннум разбил палатку внутри разрушенного храма на бульваре Исследований. Тонкие колонны минаретов были похожи на ночных часовых. Первая Матерь прислушалась к шорохам За Хара-ата. Джийан была уверена, именно они отпугивали кхагггунов. Лишь днем в компании архитекторов солдаты отваживались заходить на место раскопок. Ночью кхагггуны предпочитали отсиживаться за ионным барьером, возведенным месагггунами вокруг лагеря.
— Ну и что ты здесь нашел?
Миннум на секунду оторвался от сковородки и нерешительно взглянул на Джийан.
— Все наши трофеи в углу.
Соромианту было не по себе. Он успел проникнуться уважением к госпоже Джийан, поскольку понял, что она, кроме всего прочего, еще и рамаханская Избранная, провидица. Миннум боялся, что она узнает про яд-камень. А пока Джийан держала в руках сломанного идола, полуженщину-полумужчину.
— Любопытно, не правда ли?
— Очень! — Джийан осторожно провела по фигурке пальцем. — Очевидно, что это божок, хотя явно не кундалианский. Ты что-нибудь о нем знаешь?
— Нет, госпожа. Признаюсь, никогда не видел ничего подобного.
— Взгляни на его лицо! Что ты видишь?
Миннум молча покачал головой.
— Доступность и смерть, — сказала Джийан, — причем в равной мере.
Отложив идола, колдунья стала рыться среди других трофеев и вытащила ритуальный кинжал, который нашли рядом с яд-камнем. Сердце Миннума будто перевернулось в груди, и он выругался про себя за то, что не догадался спрятать странную находку.
Джийан повернулась к соромианту, держа кинжал на раскрытой ладони.
— Где ты его обнаружил?
Полный недобрых предчувствий Миннум рассказал, как все случилось.
— Отведи меня туда!
— Но, госпожа, ужин почти готов…
— Сейчас же!
Миннум понимал, что Джийан лучше не перечить. Отложив деревянный половник, он взял оставленный Сорннном фонарь и повел Первую Матерь по мощеным улицам За Хара-ата.
— Этот храм на бульваре Познай Непознанное, — объяснил он.
— Да, все правильно.
Джийан смотрела на кинжал, высеченный из лавандового нефрита. Рукоять была покрыта рунами Венчи. Миннум понял, что в кинжале скрыта какая-то тайна. Голос Первой Матери звучал так настойчиво, что маленький соромиант вздрогнул. Миннум думал о яд-камне, который пропал при загадочных обстоятельствах. Нет, он не сможет больше жить с чувством вины!
Наконец оба свернули на Познай Непознанное — широкий бульвар, один из центральных в древнем городе. Когда они проходили мимо площади Недописанной Руны, фонарь осветил крепостную стену. Миннум подошел к тому, что осталось от входа, и поманил за собой Джийан. Кожу начало покалывать, будто на теле соромианта обосновались вши. Плечо дергалось, и Миннум попытался восстановить дыхание.
Храм имел сложную конструкцию. Несмотря на сломанную крышу и плачевное состояние колонн, в нем было легко потеряться, особенно ночью. Холодный ветер нес по каменным плитам красную пыль. За тысячелетия она въелась в руны, придавая им жуткий красноватый оттенок.
— Мы нашли его здесь, госпожа, — сказал Миннум, проходя между рядов зеленоватых винтовых колонн.
В конце прохода путники увидели пустое место.
— Мы с Сорннном уверены, здесь когда-то был алтарь. Но его разрушили и разграбили мародеры.
Джийан опустилась на колени. Ее поза выражала такое почтение и благоговение, что Миннум почувствовал — он тоже должен преклонить колени. Хотелось задать кучу вопросов, однако соромиант боялся. Он ведь по-прежнему на испытании, а друуги наверняка следят за каждым его шагом. Джийан могла вернуть его к той жуткой жизни в Музее Ложной Памяти, которую Миннум вел до прихода Дар Сала-ат. Вкусив свободу, маленький соромиант просто не мог вернуться в эту тюрьму!
Дрожа от ужаса, Миннум смотрел, как кончиком кинжала Джийан касается пустого участка земли там, где они с Сорннном еще недавно работали. Соромиант заглянул в ее лицо, пытаясь понять, о чем колдунья думает, и это оказалось невозможно. Джийан присела на корточки.
— Миннум! — медленно и четко произнесла Первая Матерь. — Что еще вы с Сорннном СаТррэном здесь нашли?
— Госпожа?
— Хватить прикидываться! — рявкнула Джийан. Голубые глаза так и буравили Миннума. — Ты уже фактически признался. Поздно отрицать.
— Госпожа, я…
— Миннум, послушай! Мы в храме Мстительного Духа. Это святое место. Естественно, это понятие относится ко всему За Хара-ату. И, тем не менее, этот храм — святыня из святынь. Именно отсюда контролировался весь город. Ты меня понимаешь? На языке За Хара-ата святость интерпретируется как сила. — Джийан огляделась по сторонам. — Когда-то сила была здесь, и секрет состоит в том, что она никуда не исчезала. Сила по-прежнему живет в За Хара-ате, она просто дремлет, выжидая, пока все части головоломки не встанут на свои места. Тогда она и проявится во всю мощь.
Взгляд Джийан притягивал к себе, окутывал мягкой шалью. Завороженный Миннум не видел ничего, кроме нее.
— Миннум, я спрашиваю тебя во второй и в последний раз. Что еще вы здесь нашли?
— Мы и правда нашли кое-что еще. — Из глаз Миннума потекли слезы. — То, что лежало под кинжалом.
— Знаю, я поняла это, как только взяла кинжал в руки.
Миннуму было так же горько и одиноко, как в Музее Ложной Памяти.
— Теперь ты должен все мне рассказать.
«И получить по мозгам, — подумал он. — Я запутался в собственной глупости. Как, ради Миины, я мог потерять этот камень?»
Миннум вздохнул:
— Это яд-камень, госпожа. Мы с Сорннном нашли яд-камень.
Джийан закрыла глаза, а когда открыла, Миннуму показалось, что она состарилась на десять лет.
— И где же он теперь?
— В этом-то все дело, — зарыдал Миннум. — Я не знаю!
Джийан ничего не ответила, словно выжидая, когда За Хара-ат сам отомстит тем, кто имел глупость верить в то, что древняя цитадель разрушена.
— Госпожа, он… он просто исчез. Будто по собственной воле.
— Яд-камень способен на многое, и все же уйти он не может, — проговорила Джийан. — Ты представляешь, как это могло случиться?
— Госпожа, я не…
— Нет, Миннум, представляешь! Ты не терял яд-камень, его украли.
«Мстительная Миина, что теперь?» — подумал соромиант. Ведь предупреждал же его Сорннн, однако Миннум не слушал, потому что боялся даже подумать об этом.