— Кто еще подозревает? — резко спросил Сахор. — И кто надеется?
— Никто не надеется, а подозревает только Нит Имммон.
— Ясно, — кивнул Сахор. Нит Имммон всегда обожал его отца. Ловкий политик, он оказался заурядным ученым. — Ну конечно. — Затем, не сдержавшись, бывший техномаг грустно спросил: — Теперь ты его союзница?
Гуль Алуф заскользила по полу. Ее ноги едва касались каменных плит. Вот она прошла мимо буфета и поставила бокал на место. Остановившись всего в двух шагах от Сахора, Гуль Алуф положила руку ему на плечо. Будь на ее месте кто-нибудь другой, жест можно было считать нейтральным, но с ней все имело скрытый подтекст.
— Мне нравится твое новое тело, — проговорила Гуль Алуф. — Очень нравится. — Ее ладонь легко коснулась щеки Сахора. — Такое необычное, молодое, сильное, упругое. Ты правильно сделал, что создал кундалианскую фотонную оболочку. Отличная защита от врагов! Как-нибудь покажешь мне схемы, хорошо? — Она наклонила голову. — И как же тебе удалось отделиться от матрицы Товарищества?
— Ниту Батоксссу тоже удалось. Чем я хуже?
— Это получилось только у вас двоих, можешь поверить мне, Сахор.
Даже если бы захотел, Сахор не смог бы рассказать, как он отделился от матрицы. Гуль Алуф ведь по-прежнему считает его Нитом. Если она узнает, что он в’орнновско-кундалианский гибрид…
Впрочем, в этот момент его заботило совсем другое.
— Больше этого не случится, — дрожащим от эмоций голосом проговорил Сахор.
— Что не случится? — спросила Гуль Алуф, прижимаясь к щеке Сахора.
От ее запаха кружилась голова. Единственным способом его не чувствовать было перестать дышать, хотя бывшему гэргону казалось, что даже это его не спасет.
— Только не говори, что скучала по мне.
— А если это правда?
— Это не может быть правдой, — сказал Сахор едко, словно обороняясь. Он будто не только слышал ее голос, а еще и чувствовал его.
— Почему?
— Потому что ты меня бросила. — В голосе Сахора звенели боль и обида.
— У тебя все либо черное, либо белое.
— Если ты так думаешь, то совсем меня не знаешь.
— Верно, я была не права. Но с другой стороны… Разве ты не стал меня презирать?
Пытаясь найти отговорку, Сахор принялся разглядывать экспонаты. Неужели это правда?
— Зачем ты пришла? — Он хотел ее оттолкнуть, чтобы сохранить безопасную дистанцию, и тут же с отчаянием понял, что просто не в состоянии это сделать. — Что ты хочешь?
— Ты уже знаешь — хочу убедиться, что Нит Батокссс тебя не убил.
— Убедилась, и что дальше?
— Ты всегда был умнее и находчивее, чем он. Поэтому вполне справедливо, что ты…
— Что я?
— Почему ты стал мечтателем, хотя мне казалось, что ты должен быть лидером?
— Тебе казалось!
Гуль Алуф подняла голову.
— Знал бы ты, сколько презрения в твоих словах!
К сожалению, он знал.
— Ты отделился от Товарищества в тот момент, когда следовало захватить власть.
— Так хотела ты!
— Ты мог бы все изменить, я старалась для твоего же блага, Сахор.
Он был задет за живое.
— Теперь это не важно.
— Тогда зачем ты спросил про союз с Нитом Имммоном?
— Зная тебя, этот вопрос напрашивается сам собой.
— Зная Нита Имммона, никто не стал бы задавать такой вопрос. — Гуль Алуф прижалась к Сахору всем телом.
— Любые твои союзы перерастают в романы.
— Мы оба знаем, зачем ты спросил.
— Какая теперь разница, — прикрыл глаза Сахор. — Все прошло, ничего не вернешь.
Робкие капли, стучавшие по окнам и карнизам, превратились в настоящий дождь. Кажется, в ту ночь, когда они расстались, тоже шел дождь?
— Ты, я, Товарищество — все изменилось.
— Товарищество погрязло в мелких распрях, каждый теперь думает только о себе.
— Да, оно раскололось. Без тебя, без твоих взглядов и силы о единстве не может быть и речи.
— Я уже принял решение и не желаю его изменять.
— Почему ты так уверен?
— Потому что я уже кое-что изменил.
— Что ты мог изменить, прячась и скрываясь?
— Тебе этого не понять.
Гуль Алуф покачала головой, раздосадованная тем, что ей не удалось убедить Сахора.
— Пусть. Кое-что случилось… И ты нужен нам, как никогда раньше.
Так вот для чего она расставила ловушку с низкочастотной сетью, вот зачем ждала, чтобы он себя обнаружил, вот зачем сегодня пришла в музей! Нет, Сахор ошибся — изменилось далеко не все. Чрезмерные амбиции Гуль Алуф остались неизменными. Она ведет собственную игру, и теперь ей понадобилось Товарищество, вернее, то, что от него осталось. Надежда, что между ними могут возродиться старые чувства, разбилась в пух и прах.
Гуль Алуф беспокойно заерзала.
— Что ты молчишь?
— Мне нечего сказать.
— Ты даже не захотел меня выслушать.
— А тебе есть что сказать?
— Ты будешь меня слушать!
— Я давно уже не твоя марионетка.
— Если ты меня ненавидишь — это одно, но нельзя смешивать личное…
— Шутишь? Все, что связано с тобой, — личное.
— Эгоист несчастный! — Гуль Алуф наконец потеряла самообладание. — Как ты можешь бросить Товарищество в такой момент? Ты нам нужен.
— Звучит не очень убедительно!
Гуль Алуф вздохнула и сложила крылья.
— Ну хорошо, выбора ты мне не оставил. — На ее губах снова заиграла полуулыбка, дразня и намекая на секреты, которые ему никогда не раскрыть. — У нас тэй, которого ты создал. — Она сложила руки на груди. — У нас твой отец, Нит Эйнон.
16
Непрощенные
Резиденция СаТррэнов представляла собой огромную виллу на самой окраине восточного квартала Аксис Тэра. Вид у нее был внушительный, если не сказать — подавляющий. Все здания отреставрировали кундалианские мастера, вернув им прежнее величие к вящему недовольству баскирских семей. Впрочем, корни недовольства лежали не столько в патриотизме, сколько в зависти. Все объяснялось тем, что СаТррэны сколотили огромное состояние на торговле пряностями с коррушами Расан Сул и быстро стали одним из самых богатых Консорциумов. Назначение Сорннна СаТррэна на пост прим-агента было лишь оценкой их успеха, который во многом объяснялся энергией, честностью и уважением, с которыми Хадиннн СаТррэн налаживал отношения с корруш-скими торговцами. Отец Сорннна оказался неважным супругом, зато научил сына всему, что умел сам. И это очень помогло Сорннну, когда Хадиннн неожиданно скончался. Если бы не опыт молодого наследника, семейный бизнес СаТррэнов ожидал бы неминуемый крах.
Однако присутствие Хадиннна в доме мог почувствовать любой внимательный гость. Огромный голопортрет висел в холле и мрачно смотрел на Лейти, только что вошедшую через высокие двери из полированного дерева. По кундалианской традиции холлы строились полуоткрытыми, и женщина могла насладиться красками весеннего утра, робкими солнечными лучами, щебетанием многоножек и ароматом аккуратно посаженных роз. Вскоре одетый в форму слуга провел гостью в сад, к каменной скамейке под двумя узловатыми сэсаловыми деревьями, и предложил прохладительные напитки. Как и все кундалианское, скамейка была невероятно удобной. Однако Лейти не откинулась на спинку, а беспокойно ерзала на самом краю сиденья. Колени предательски дрожали. Мало того что она должна встретиться с Сорннном, так еще именно в этом месте…
Лейти быстро взяла себя в руки и стала думать о другом. Сад, посаженный в самой середине виллы, был спланирован на кундалианский манер. Центральная геометрическая форма — треугольник — символизировала богиню Миину. Лейти заметила, что повторяющиеся очертания и контуры дорожек, клумб и деревьев создают определенный стиль и настроение, которые прекрасно сочетаются с постройками, в хрустальных окнах которых отражались растения. И все-таки по-настоящему насладиться красотой и спокойствием окружающей обстановки не удавалось. За гостьей наблюдал бронзовый бюст Хадиннна СаТррэна. Отхлебнув из хрустального бокала, Лейти приложила его к виску, чтобы хоть немного успокоиться.
Через несколько секунд на дорожке из зеленоватой извести появился Сорннн. Поднявшись ему навстречу, Лейти внезапно поняла, что, готовясь к этому визиту, изрядно потратилась на гардероб. На молодой женщине были обтягивающие лосины из переливающейся ткани, которые сидели будто вторая кожа, и молочно-белый шелковый камзол. На изящных ножках красовались сапоги из кремовой телячьей шкуры. Сифэйн она придумала для себя сама — обработанная ионами ткань была тоньше паутины.