– Тогда едем.
К возку привязали лошадь – на телеге лежало оружие убитых.
– Братьям по вере пригодится. Трогай.
Андрей уселся на облучок. Теперь ехать стало лучше, обоз состоял из возка и телеги, и управляться с ним стало проще.
– А лошадей с подводами куда? – оглянулся на село Андрей.
– Местный священник распорядится, он человек разумный. Наверное, в бедные семьи отдаст.
Лошадь – даже не боевая, не скакун, а тягловая – стоила немалых денег. В крестьянском хозяйстве без нее никуда – ни землю вспахать, ни дров на зиму привезти.
Отец Гермоген несколько раз оборачивался. Андрей заметил, что он сидел, полуобернувшись на облучке.
– Погони опасаетесь?
– Ее. Думаю, не случайное нападение было. Кабы не братия из Владычного полка, я бы уже беседовал с Господом.
Про Владычный полк Андрей слышал в первый раз.
– Про какой полк ты говоришь, отец Гермоген?
– Не знаешь, что ли?
– Нет, – покачал головой Андрей.
– В Господине Великом Новгороде три рати. Две из них постоянные – дружина князя и Владычный полк, подчиненный архиепископу Пимену. А на случай войны есть еще ополчение – им тысяцкий ведает. И запасы – копья, луки, стрелы – все у него хранятся.
– Ей-богу, отец Гермоген! Про Владычный полк не слыхал ранее.
– Такой не только в Новгороде, но и в других епархиях есть – да в той же Москве окаянной, – вырвалось у монаха.
– Не любишь ты Москву, отец Гермоген.
– Не люблю. А за что ее любить? Как ирод этот сел на престол, так создал опричнину – порождение дьявола. Тьфу! – Гермоген перекрестился.
Ехали они почти дотемна, а когда на землю стали опускаться сумерки, остановились на постоялом дворе. Прислуга поставила лошадей в стойло, насыпала им овса, дала воды.
Гермоген снял комнату, но прежде прошел в трапезную.
– Ты что кушать будешь? – обратился он к Андрею.
– Я бы чего подешевле – щец с хлебом.
– Э, нам завтра силы нужны, а щи – еда несытная. Заказывай, что хочешь, я заплачу. Ты вроде как на службе у меня.
– Так ведь пост, отец Гермоген.
– Э, Андрей! Пост не соблюдают воины, болящие и странствующие. Не знал?
– Знал, Писание читал, но как-то вылетело из головы.
Гермоген сам сделал заказ: Андрею мясного – курицу, жаренную целиком, с гречневой кашей, пироги с капустой, сыто. Сам же поел жареной рыбы с хлебом и запил молоком.
– Вот теперь пойдем отдыхать.
Они зашли в комнату. Гермоген поставил на стол сундучок и сам запер дверь на запор.
– Ты уж прости, тебе на лавке спать придется – кровать одна.
– Мне не привыкать.
– И помни: что бы ни случилось, береги сундучок.
– Да помню я, отец Гермоген!
– Не серчай, дело важное.
– Да кому твои бумаги нужны? – подковырнул его Андрей.
– Откуда знаешь про бумаги? – глаза Гермогена остро блеснули.
– Догадался. Если бы в нем было золото, сундучок был бы неподъемным. За тряпье ты бы так не держался. Вот и остаются бумаги.
– Молодец, наблюдательный.
– Это не главное мое достоинство.
– Жалко, толмача моего убили – рядом со мной в возке сидел. Потеря большая, пока такого сейчас найдешь…
– Тоже мне, беда!
– Да ты хоть один язык окромя русского знаешь? – возвысил Гермоген голос на Андрея.
– А как же? Целых сорок! – пошутил Андрей.
Гермоген неожиданно произнес фразу на греческом – и Андрей ее понял, с ходу перевел. Гермоген продолжил на латинском – этот древний язык применялся дипломатами, врачами и священниками. Андрей и эту фразу перевел – к своему удивлению.
Гермоген уставился на него подозрительно:
– Ты не шпион ли Ионов?
– Упаси Господь! Я его в глаза никогда не видел, а кромешников не одного уже жизни лишил. Да ты сам видел!
– Видел.
И Гермоген заговорил на немецком. В Новгороде немецкий знали многие: купцы, ремесленники, бояре, служилый люд – те, кто часто общался с заморскими гостями.
Андрей и эту небольшую речь перевел.
Гермоген удивился, глаза его округлились. Он встал и обошел Андрея, приглядываясь:
– Ты где языкам обучился?
– Жизнь научила. Я ведь во многих странах был, не только на Руси.
– Хм, занятно.
Насчет стран Андрей солгал. Гермоген вперился глазами в Андрея. Ну-ну, поиграем в гляделки. Взгляд у Гермогена был тяжелый, испытующий, проникающий в самую душу. Андрей глаз не отвел.
– Да, похоже, ты не лжешь, и нечистых помыслов у тебя нет.
– Я и не сомневался.
– Дерзишь!
– Не думал.
– Вот что. Есть у меня мысль… Ты ведь человек свободный.