Сын Даннора благоразумно не стал распространяться об истинной цели его прибытия в земли короля Нормана, а лишь заявил, что-де поссорился с отцом, а копыта его оленя привели его сюда.
Вряд ли люди поверили двадцатилетнему эльфу, видя его потёртое, хоть и впрямь под стать королевскому, седло, но на время они оставили его, переключившись на свои бытовые, текущие проблемы.
Тем временем Даннор телепатически связался с сыном, и наказал ему:
— Сыщи путников себе; путников бравых и непокорных жестокой судьбе. Да станете опорой друг другу, сие желание моё. В путники же возьми гнома и человека — каждый из них хорош по-своему, обладая теми или иными качествами. Гнома сильно не доставай: они не болтливы. Буки, и злюки-колюки, но дело своё знают: в алхимии сильны, в магии и в фюзисе; сгодится тебе гном. Но лучше подружись с ним, не используй втёмную! Не будь корыстным, но будь самим собой. Человек же по своей природе глуп и скуп (хоть и не жаднее гнома); человек многого не ведает и авантюрист по сути своей. Отчаянно бросается он в передряги, но добр сердцем и душой. Ещё, он искренне верит в некое загадочное чувство под номером шесть; «интуиция» это, или «любовь» — одно из двух, я сам не разгадал доселе. Эльф же мудр, и много раз всё взвесит, тщательно подумает; эльф — гуманитарий, и умён, силён в искусствах. Если вы подружитесь, объединитесь — не будет страшен вам никакой враг! И с лютоволком справитесь, и с медведем пещерным; троллем и зверем всяким из чащи лесной. Возможно, именно вам повезёт больше, и устрашится великан (где бы Он ни был), и вернёт земную ось на место. Тогда раскроют древа кроны свои, расправят плечи; трава зазеленеет, и барсук проснётся ото сна. Зацветут лужайки, и ручьи горные, слившись воедино, в реки полноводные обратятся на равнинах. И птицы певчие заведут звонкую песнь; и настанет Рай…
Слушая речи отца, Эльданхёрд, что ныне мужествен и твёрд, покинул, было место своего ночлега и утреннего завтрака; однако, поднялась сильнейшая метель, и вот: занесло оленя и его эльфа к другому краю дремучего эльфийского леса — настолько сильным оказался буран. Он кружил, и всё вокруг разворошил, и похоронил двух путников под толщею, припорошив белым полотном, и мелкие кристаллы этого снега блестели на вскоре вышедшем из-за туч Солнце, как алмазы в короне великана-короля.
И проснулся тут Алмазный король, и недовольно перевернулся на другой бок.
— Да чтоб тебя… — Зевнул Бендикс. — Даннор нашёл, кого подсылать ко Мне! Это даже не смешно: сей вьюноша храбрится, но тряпка и тюфяк; жизни он не знает, а ведь жить ему — вечно. Сына родного не жалко, в руки загребущие Мои бросать! Что сделает он Мне, Даннор? Он даже не знает, куда идти и что делать. И не лень же…
Великан, пройдя к Себе на кухню, разогрел Себе хряковепря, пойманного ещё в прошлом году, но в Его холодильнике, Его морозильнике, Его скотомогильнике дикий кабан-секач прекрасно сохранился, и вот: дивный пир на весь мир.
— День рожденья у Меня! — Облизнулся великан, и надел слюнявчик. — Интересно, где Мой сладкий торт?! Где вишня зимняя на нём?
Вдоволь насытившись, Алмазный король решил вновь отойти ко сну. Наетый, сытый, довольный, Он удовлетворённо зажмурил глаза, гладя Себя по брюху, и зевнул ещё раз.
— Увэааа… Мне б на каждый глаз да по минут шестьсот!
Спит-поспит хозяин гор; спит вечным сном, а между тем заблудившийся во время лютой вьюги Эльданхёрд, привязав оленя к лапчатой ели, побрёл наобум, прямо в лесную чащу.
— Эй!!! Есть кто-нибудь? — Ухнул он вглубь, но никто не отозвался; эхо — и то обошло его стороной, не соизволив явиться.
Трижды звал горе-путешественник, но никто так и не откликнулся. На что рассчитывал? На что надеялся?
— Неужели мертв, сей лес, и нет в нём никого? — Разодрал эльф снова свои голосовые связки, похоже, намереваясь сорвать себе голос и простыть. — Неужели нет в сём лесу ни белки, ни лисицы? Коль нет похожих на меня, то пусть выйдет сюда зверь иль оборотень, дух иль нежить!
И случилось так, что уже стемнело; стихло ненастье, и небо очистилось от свинцовых туч и ныне было безоблачно. И взошла Луна, и взошли звёзды; и вот: свет лунный, свет тусклый, бледно-голубой прошёл сквозь призму одной единственной, невинной льдинки так, что радуга явилась взору Эльданхёрда.
Дивился добрый молодец на сие природное явление, и открыл рот, стоя, как вкопанный: красивым было это ночное зрелище! Но ещё больше разинул рот эльф тогда, когда радуга обратилась в лестницу, и с Луны на землю лёгкой поступью сошла писаная красавица, и нет на Земле другой такой — ни среди эльфов, ни тем более среди гномов и людей.