— Ты Сам вынудил нас заявиться! — Храбрился Эльданхёрд, натягивая лук, и целясь великану промеж глаз. — Много бед Ты обрушил на головы всех живущих; нет с Тобою никакого сладу! Сгинь навеки, лоботряс, и впредь не издевайся больше ни над кем!
Бендикс оглядел бунтующего эльфа с натянутою тетивой; гнома, выхватившего топорик и человека, взявшего в руки эльфийский двуручный меч. И столь комичной показалась лиходею данная картина, что Он попросту расхохотался.
— Ахахах! — Конём ржал великан. — Бугага! Ихихих! Эхех!
Совладев с порывом Своим, владыка бриллиантов посерьёзнел, и последующая речь Его тучей чёрною накрыла наглецов:
— Да как вы смеете? В Моём же доме, ставить Мне условия? Это частная собственность; приватизированная территория…
Всю смелость, всю решительность «бахвалов» как рукой сняло; попадало оружие на пол.
— Вы всерьёз считаете, что втроём Меня одолеете? Считаете, вам сие — под силу? — Посмеивался хозяин всех блестящих, драгоценных вещей. — Я одним Своим дыханием враз вас заморожу; Я тот, кто убил Бога.
— Что-то не похоже, что Ты весь из Себя прямо такой уж злой! — Воззвал к совести великана благородный эльф. — Одних калечишь, других — лечишь? В твоём саду животным раздолье; не трогаешь Ты их. Нет там, на траве обглоданных костей!
— Признаться, Я и Сам не рад, когда так поступаю, — Задумчиво молвил Бендикс, ни к кому особо не обращаясь. — Все беды — от безделья.
И приказав гостям сесть, сел и Сам.
— Я миллионы лет был один; совсем один. И скучно Мне было с окружавшими Меня летучими мышами, грифами да воронами — бестолковые создания; не чета Мне. Других же тварей Я не замечал — ужасная лень довлеет надо Мною; проклятие это Моё. Но у Меня всё наоборот: как человек к концу жизни своей замедляется в деяниях своих, в силу возраста и болезней хронических — так Я ускоряюсь, как Вселенная, как Время. Мне Самому осточертела Моя лень, и Я научился шить, вязать, обрабатывать поделочные камни. Я обиделся, что никто не водит дружбу со Мной, ибо Я весьма велик в объёмах. Я подумал, что ваши племена, ваши народы вытеснят Меня с нажитых Мною мест: чем больше рыба, тем большее ей надобно пространство; понимаете? И стал Я Бендиксом, и делал мины, рожицы весёлые на лице Своём; думал, что понравлюсь людям, но прогнали Меня взашей. И вкусил Я с досады человечью плоть, и понравилось Мне сие весьма. И стал Я людоедом, но Сам Себе противен оттого порою. Я уже начал работать над Собою: Я не сгубил ни твоего отца, Тефей (ведь так тебя зовут?), ни твою зазнобу, эльф — похоже, что и впрямь меж вами взаимное чувство. Если Я — злой, это ещё не говорит о том, что Я — плохой.
— Скорее, это полуправда; как всегда. — Сказал Махенна, и был сей гном здравомыслящим весьма. — Дезинтегратор, инсцениратор, манипулятор! Пытаешься Ты обелить Себя, словно жертва — Ты. Думаешь, мы Тебе поверим? Поймём и запросто простим?
— Говорят, слово великана дорогого стоит. — Ответствовал Тефей, многозначно глядя на Алмазного короля. — Коль пощадил Ты в своё время Нормана-скрипача, а теперь — ещё и Лунную Радугу — стало быть, не всё ещё потеряно, и есть в Тебе хоть капля совести.
— Мне бы хотелось доказать обратное, — Вздохнул Бендикс. — Вот, хотел бы Я предложить вам сыграть со Мною в игру, которую Я когда-то изобрёл.
— И что же это за игра? — Поинтересовался Эльданхёрд, с явным недоверием взирая на хозяина северных гор.
— Нас с вами четверо: ваша троица да Я; но до полноценный игры недостаёт семерых, и плюс ещё судья.
И взяв со стола хрустальный шар, обратил его Бендикс в мяч резиновый — се, в футбол решил Он поиграть.
И призвал для полноценного состава тринадцать своих свирепеев, двое из которых уселись на скамью запасных; Себя же назначил судейским, хотя Сам играл Он справно, хорошо, и мог бы продемонстрировать Себя во всём Своём великолепии. И переодев в специальную форму Себя и всех остальных, разъяснил Он правила. И повёл их в зал, и сказал:
— Коль победа станется за вами — пощажу Я каждого из вас, и отрину всю неистовую дерзость вашу. Сверх того, Я снизойду до того, чтобы испрашивали у Меня любую просьбу вашу.
Итак, раздался свист, и вот: Махенна на воротах, ибо глупо по полю зелёному бегать такому упитанному бородачу, как он. И на других воротах — один из свирепеев. И началась игра, и продолжалась она целый день.
И узрел владыка бриллиантов, что чересчур хорошо усвоили правила Его гости; чаша весов склоняется в их пользу.