И сказал четвёртый свою клятву, но неясыть, не дослушав его речь, стремглав помчалась по высям небесным обратно во дворец.
— Полноте выдумывать тебе! — Рассердился Даннор. — Тот, кому они там присягают, уже давно исчез; много вёсен я не видывал Его, не слыхивал о Нём. Пустословие одно. Даже если всё так, как ты твердишь — не думаю, что этот Алмазный король станется опаснее Бендикса.
В унынии, в отчаянии великом летит неясыть незаметно; под облаками, под Солнцем она. Скрылась и сидит себе претихо; невдомёк шестнадцати, что клятвы их слышны кому-то, понятны и ясны.
Когда клятву презлую, престрашную явил своими устами шестнадцатый, то неясыть охватила своими крыльями главу, и сидела так некоторое время.
И в третий раз прилетела неясыть, с головы до лап покрытая страхом, но не открыл ей форточку Даннор, не впустил её. Не внял он птице трижды — что ж; авось, действительно привиделось, примерещилось глупой птице, аки дурной сон.
Но случилось непредвиденное: шестнадцать свирепеев клялись не столу, и не друг другу, но Тому, кто много древнее и их, и всех прочих; Тому, кто, победив Свою лень, предприимчиво дерзнул отважиться на злодеяние великое и могущественное. По собственной воле присягнули они на верность Тому, кого сочли достойным.
Вот, сошёл Он с гор пред каменный и жертвенный алтарь во всём Своём великолепии; так и сияет, сверкает солнечный луч, пронзая собой насквозь алмазы, бриллианты на Его чёрных одеждах. То не шкура и не кожа — не шёлк, не бархат, не атлас; не махр и не замш. И блескуча, и черна, и переливчата, темна та ткань; плотная, но лёгкая, и в самый раз.
Ибо собственной персоной Он, Бендикс-великан, соизволил вдруг предстать пред лице рабов Своих; Алмазный король снизошёл на стол-престол из густого, непрозрачного тумана, поглотив Собою все краски утренний зари.
И вынул Он из-за пазухи один прозрачный камень, и вот: обагренный кровью верной Даннору неясыти, Рубин пред очами. И вынул Он другой такой же камень, и протёр листвою и травою ядовитых флор — Изумруд прям на ладони. И вынул третий, и долго держал в талой мёртвой воде, ибо рядом водопад — се, пред глазами он, Сапфир. В четвёртом камне — лунный свет, а в пятом — солнечный. И были это камни с большой буквы, а не те, что добывают в копях гномы.
И склонились шестнадцать, и даже пали ниц. И надрезав каждый длань свою, дали ещё более страшную клятву; страшнее, нежели прежде, ибо клялись на крови и в присутствии Того, кому клялись. И клялись они Богоубийце — Тому, кто собственноручно убил Бога, ведь прозевал Бендикс-великан сотворение венцов божественного замысла, и за это отомстил жестоко. Отныне всё хорошее, что может быть, выйдет из-под руки эльфа, реже гнома, человека — и подавно; зло отныне правит миром, оно — во всей своей красе.
Внимательно выслушав клятвы всех свирепеев, присутствующих близ кромки воды бушующего водопада, разрезанного на две части каменным столом, и стремительно низвергающегося вниз, Алмазный король, находящийся среди них в обличье злого волшебника Бендикса, с тростью-костью в руке, шляпой-цилиндром на голове и трупной краской на прекрасном лице снял перчатки и повелел в знак почтения принести одного из шестнадцати в жертву Ему, властелину кристаллов, властелину бриллиантов, властелину всех камней драгоценных.
И не убоялся шестнадцатый, но безропотно, покорно, смиренно дал себя сгубить во славу Алмазного короля — а Тот, напившись вдоволь его крови, отметил, что та пришлась Ему по вкусу — интересно, а какой на вкус она у эльфов, гномов и людей? Он пробовал однажды, съев живьём одну бедную и несчастную девочку по имени Эбигейл в тёмной, сырой и прохладной пещере, но было это весьма давно и неправда — зато правда то, что однажды она воскреснет и начнёт мстить своим родным и близким за то, что не спасли, не уберегли её, хотя нет на то вины их.
Возложив окровавленные персты на главы Своих слуг, по-чёрному благословил их князь тьмы и зла на худые деяния их.
До конца покорившись воле направляющего их, пятнадцать свирепеев отправились прочь от мерзкого капища, дабы исполнить все заветы, врученные им. Однако же, не дремлет провидение, хотя Бога уже нет: до селений из пятнадцати немилосердных духов добрались лишь тринадцать — но и их было вполне достаточно, чтобы поставить под сомнение, под вопрос наличие в будущем всякой жизни на земле.