- Давай присядем, княже. Чую разговор будет долгим.
Княжеские воеводы переглянулись между собой, дивясь такой свободе, которую вдруг взял себе боярин, обращаясь к князю, наследнику самого Великого Кагана. Седой воевода Добрыня, ходивший в походы ещё с его дедом князем Судиславом, нахмурился и сделал было шаг вперёд, но молодой князь слегка придержал его за руку.
- Ну, что ж, боярин, в ногах правды нет. Присядем. Сказывай, не томи, с чем пожаловал. Мы готовы тебе внимать. А после трапезничать станем.
Мокша выждал пока все расселись на лавках вокруг стола и с важным видом открыл суму. Достал свиток пергамента, не спеша расшнуровал и развернул его.
- Первая грамота будет от Боярского Совета. Прости, княже и вы честные воеводы, но весть я принёс вам скорбную. Светлый Государь наш и владыка, Великий Каган Святоградский Велимир 1 Судиславович скончался восемнадцатого дня сего месяца, - важно сообщил боярин и протянул с поклоном грамоту князю, - Тут всё сказано подробно. Прочти, княже.
Мокша сделал длинную паузу, чтобы посмотреть на реакцию князя. По рядам воевод, столпившихся в шатре, пронеслось волнение и удивлённые возгласы. Все переглядывались. Бурислав, словно молнией, поражённый внезапной вестью, слегка побледнел и застыл за столом, не обращая никакого внимания на протянутую ему грамоту. Прошло несколько секунд прежде чем молодой князь осознал услышанное и медленно поднялся из-за стола:
- Свершилось-таки? Быть того не может! Истинно ли сие? – обратился он к смиренно стоявшему боярину.
- Во истину – свершилось! – отвечал тот скорбно, не поднимая глаз, - Прими грамоту, княже.
Словно не замечая всех присутствующих, Бурислав обошёл стол и встал перед походной иконой Светлого Духа на опорном столбе шатра. Казалось, в этот миг весь мир для него перестал существовать.
- Да как же так, о Великий Светлый Дух, - проговорил он, наконец, и на глазах у него заблестели невольные слёзы, - Ужель напрасно мы молились во спасение отца нашего? За что наказываешь нас так сурово? За что осиротил нас, грешных? Как же мы теперь без него, без господина нашего?
Ответа не последовало. Икона равнодушно безмолвствовала. Не говоря больше ни слова, Бурислав опустился на колени перед ней и стал истово молиться. Вслед за ним и все присутствующие тоже встали и поклонились походной иконе Светлого Духа, поминая умершего правителя. Лишь Добрыня вновь недовольно нахмурился, глядя на преклонившего колени князя. Он, по старинке, считал это плохим знаком. В его представлении Великий Каган, издревле считавшийся равным Богам, не должен был преклонять колени ни перед кем. Но, то было при старой вере…
Пауза затянулась, но никто не смел мешать Буриславу переживать своё личное горе. Все знали, что молодой князь был очень привязан к престарелому отцу и как мог заботился о нём, пока тот хворал. Бурислав молился долго и исступлённо. Все ждали. Наконец он поднялся. Мокша снова с поклоном протянул ему свиток пергамента. Лицо князя выражало глубокую печаль:
- Ну что ж, на всё воля Светлого Духа. Вот и свершилось его повеленье, -проговорил князь скорбно, принимая грамоту из рук Мокши, - Нам, грешным, не гоже роптать на его волю. Теперь придётся заново учиться жить без нашего господина.
- Ты – теперь наш господин и повелитель, княже! – выступив вперёд, твёрдо сказал Добрыня, под одобрительные кивки и возгласы воевод, - Отец твой отошёл, знать пришел его срок предстать перед Светлым Духом! На то его воля в Мире Ином. А в нашем Мире теперь на всё - твоя воля. Так завещал твой почивший родитель. Так и будет! Да здравствует на долгие годы Великий Каган Святограда Бурислав Велимирович! – взволнованно воскликнул он.
- Во истину так! Слава! Слава Великому Кагану Буриславу! – дружно подхватили князья и воеводы, низко склоняясь перед молодым князем.
Только боярин Мокша и его спутники многозначительно промолчали. Оставаясь безучастными свидетелями разыгравшегося в шатре торжества окружающих, они лишь как-то загадочно переглядывались.
Бурислав скромно не ответил на приветствие. Он, молча развернув свиток, долго изучал грамоту. Грозен и жесток был святоградский Каган Велимир. Многим досталось от него при жизни – кому справедливо, а кому и нет. Многие теперь возрадовались после его смерти. Но только не Буреслав. Он любил и уважал престарелого отца. Как и его брат Григор, всегда был почтителен к отцовской воле, не в пример другим братьям, тяготившимся жёсткой родительской властью.