Искал же Рудин не просто что-то, а вполне конкретные рунные конструкции, которые он нанес за несколько часов до начала битвы.
Если тех же людей насторожили бы жуткие кровавые символы, то зомби спокойно по ним шли.
Всего он начертил и напитал три ритуальных круга, которые теперь только и ждали своего часа.
На это дело он извёл почти весь внутренний магический резерв, который он еле-еле успел восстановить к началу боя.
Но теперь его труды должны были полностью окупиться.
Почему же Владислав выглядывал именно гигантов?
Всё дело в том, что для свежесозданного ритуала требовались как можно более крепкие и массивные существа, и гиганты подходили для этого дела как можно лучше.
Открытые в последнем сеансе медитации тайны и секреты вселенной царапались в разуме мужчины, требуя своего использования и развития. И Рудин физически не мог удержаться от того, чтобы не попытаться реализовать весь их ужасный потенциал.
Итогом его безумных экспериментов стало рождение сего чудовищного дитя кровавой ритуалистики и его больного воображения.
- Ещё чуть-чуть, правее, да… - буквально подманивал одного из гигантов Влад к центру ритуального круга. - Есть!
Да, расстояние до круга было огромным, и там Рудин уже не мог контролировать свою кровь, однако это и не требовалось.
Для простой активации хватило и куда меньше усилий.
За спинами сотен зомби было не видно, но одна из печатей засветилась мрачным, багровым светом.
Ступивший в неё гигант попробовал сделать следующий шаг, после чего неожиданно осознал, что не может. Его ноги приросли к асфальту, более того, онемение продолжало двигаться дальше, парализуя мертвеца полностью.
На секунду Рудин испугался, что развитый сумеет пересилить воздействие и вырваться, но ему все же не хватило сил.
И лишь когда развитый зомби окончательно застыл, началось то, ради чего Рудин всё это затеял.
Зомби начал меняться. Из каждой нарисованной на асфальте черточки, знака или капли крови хлынул настоящий поток алой стихии, принявшийся беспощадно впитываться в тело гиганта.
И несмотря на то, что даже измененное тело давно должно было лопнуть, кровь продолжала поступать, запуская чудовищные изменения.
Разбухшее тело немертвого начало расти ещё больше: позвоночный столб треснул и прорвал спину, ощетинившись десятками острых, кровавых граней. Пальцы на одной руке деформировались, покрывшись толстыми красными шипами, сделанными из смеси затвердевшей крови и изуродованных костей.
Вторая рука была и вовсе скрыта под наросшим на ней большущим валуном из красных шипов.
По трупно белым, покрытым черными прожилками мышцам, прошли новые линии, на этот раз багрово красные. Там же, где они проходили особо близко к поверхности, кожа лопалась, обнажая мышцы и распускающиеся кровавые, кристаллические бутоны.
И так небольшая голова развитого была сдвинута в сторону и прикрыта выросшим из плечевых мышц пучком красных кристаллов.
Если изначально гигант был высотой около двух с половиной метров, то теперь он равнялся всем трём, если не считать растущей вверх окаменевшей крови.
Ещё несколько секунд ритуальный круг продолжал мерцать, закачивая последние крохи энергии, после чего выключился, освобождая получившегося монстра.
В это самое мгновение показалось, что мир затих, приветствуя новое, возвышающееся над всеми чудовище, ведь когда кровавый мутант все-таки открыл свою пасть и заревел, стало очень и очень громко!
В этом реве была скрыта столь ошеломляющая и всепоглощающая ярость, что даже у его создателя всё внутри сжалось.
В этом вое не было ничего человеческого. Даже хуже, в нём не было ничего даже от зомби.
Видимо, что-то почувствовали даже мертвецы, ведь в своём преобразившемся товарище они разом увидели врага и попытались его атаковать.
Именно что, попытались.
Снедаемый адской, неутихающей ни на секунду яростью мертвец взмахнул изуродованными лапами, превращая всех ближайших зомби в измочаленные мешки с кровью.
Сила удара была такова, что тела его жертв устраивали настоящий боулинг, сбивая и припечатывая идущих следом.
Всё это буйство сопровождалось нескончаемым воплем, словно порождение магии каждое мгновение своей жизни испытывало невыразимую муку.
И в попытке заглушить эту агонию мутировавший развитый пытался её приглушить бесконечной резнёй.