Акбар издал победный вопль. Не дожидаясь, пока погонщик прикажет слону – который с удивительным спокойствием перенес и атаку тигра, и резкий треск мушкета, – опуститься на колени, он перелез, широко улыбаясь, через край хауды и легко спрыгнул на землю. Прекрасная охота, непревзойденный выстрел! Он доказал сомневающимся, утверждавшим, что мушкет недостаточно быстр для такой добычи; доказал, что в руках хорошего стрелка он с легкостью может стать превосходным оружием. Из любопытства Акбар подошел ближе, чтобы рассмотреть мертвого зверя. Розовый язык тигра, бессильно вывалившийся изо рта, уже привлекал зелено-черных мух. И тут падишах заметил кое-что еще в густом меху на брюхе. Сосцы. А тигр, на которого он вышел охотиться, вроде как был самцом…
За этой мыслью быстро пришла другая, от которой волосы на шее юноши встали дыбом. Трясущимися руками Акбар сдернул лук с плеча и выдернул из-за спины стрелу. Он еще прилаживал ее, когда второй огромный тигр выскочил из зарослей и бросился прямо на него. Каким-то образом юноша успел выпустить стрелу – и время, казалось, застыло для него. Шум предостерегающих возгласов позади стих, они с тигром словно бы остались одни. Акбар смотрел, как летит его стрела, медленно рассекая воздух. Тигр словно завис в прыжке, оскалив капающую слюной пасть с длинными клыками и прижав уши, словно изображение на золотом кольце, которое когда-то принадлежало великому предку Акбара Тимуру, а сейчас красовалось на его собственном дрожащем указательном пальце.
Внезапно время снова помчалось вперед. Тигр был почти у цели. Акбар отскочил в сторону, зажмурившись и готовясь в любой момент почувствовать, как когти разрывают его плоть, или ощутить горячее зловонное дыхание зверя, готового вцепиться острыми зубами в его горло. Вместо этого он услышал глухой стук и, открыв глаза, увидел лежащего рядом скорчившегося тигра. Стрела пронзила горло зверя, и белый мех быстро окрашивался в алый цвет. Мгновение Акбар стоял в тишине, осознавая, что только что испытал ранее неизведанное чувство – страх, – и еще, что ему невероятно повезло.
Еще не совсем опомнившись от пережитого, он услышал быстро приближающийся стук копыт и, обернувшись, увидел всадника, пробирающегося к нему между зарослями низкого кустарника и тонкими деревьями. Должно быть, посыльный из лагеря, отправленный Байрам-ханом, чтобы поторопить его. Пятью минутами ранее его раздосадовало бы, что кто-то прервал его охоту, но сейчас он чувствовал благодарность за то, что его отвлекли от мыслей о том, что едва не произошло. Толпа загонщиков, стражники и слуги расступились, чтобы пропустить наездника.
Его высокая гнедая лошадь была в пене и поту, и сам он был покрыт такой коркой пыли, что его платье традиционного изумрудно-зеленого цвета стало почти бурым. Осадив лошадь перед Акбаром, он спрыгнул с седла и, поспешно отдав почести, запыхавшись, выговорил:
– Повелитель, Байрам-хан просит тебя немедленно вернуться в лагерь.
– Почему?
– Дели пал под натиском сил мятежников Хему.
Четыре часа спустя, когда весь отряд охотников с Акбаром во главе прошел через первую линию стражи, выставленной вокруг лагеря, солнце еще стояло высоко в ясном синем небе. Несмотря на украшенный кистями парчовый навес, затенявший его, у Акбара разболелась голова. От пота платье прилипло к телу, но ему было совсем не до того, так как он обдумывал гибельное известие о потере своей столицы. Неужели его правлению суждено закончиться, даже не начавшись?
Всего десять месяцев тому назад на самодельном кирпичном троне, наскоро возведенном на каменной площадке в центре военного лагеря моголов, он был объявлен падишахом Индостана. Еще свежо было горе от внезапной гибели его отца, падишаха Хумаюна, и Акбар стоял – не совсем уверенно, но гордо – под шелковым навесом, принимая почести Байрам-хана и других своих командующих.
Его мать Хамида совсем недавно смогла заставить его осознать, насколько бедственным было их положение в те дни, и что именно Байрам-хан, несмотря на то, что сам был из персов, понял лучше, чем кто-либо еще, что в первые часы и дни после смерти отца опасность для Акбара исходила изнутри – от честолюбивых военачальников, которые теперь, после кончины падишаха, оставившего в наследниках этого юнца, могли претендовать на трон. Большинству этих людей было не до сантиментов. Многие происходили из старых могольских кланов, чьи представители вместе с дедом Акбара Бабуром некогда основали новую империю на сухих равнинах Индостана. Кодекс степей всегда гласил: тактя тахта – «трон или гроб». Любой, кто чувствовал себя достаточно сильным, мог заявить о себе как о претенденте на трон. Так часто бывало в прошлом, будет и впредь…