Угадав его маневр, падишах в последний момент увильнул в сторону, но самый кончик меча слегка чиркнул его по горлу выше кадыка. Не чувствуя боли, Акбар вонзил Аламгир глубоко в подмышечную впадину командира, которая осталась открытой, когда его рука была высоко занесена. Человек рухнул с белой лошади и застыл на земле, алая кровь лилась в каменистую грязь. Весь в поту и с трудом переводя дух, Акбар радовался, что вышел из схватки живым. Он оглянулся и увидел, что его охранник расправляется с остальными всадниками, которые сопровождали вражеского командира в его смелой, но безнадежной вылазке. Прямо перед ним некоторые воины Хему пришпоривали коней и разворачивались, сбегая за баррикады, а некоторые сдавались.
Акбар слез с седла и подошел к командиру в оранжевом тюрбане, тот был еще пока жив. Став на колени, он немного приподнял его тело от земли.
– Ты храбро сражался, – сказал он.
– Я узнал тебя, молодой падишах Акбар. Я хотел отомстить тебе за своего господина Хему, – с трудом выговорил командир.
– Что это значит – отомстить мне за Хему?
Раненый с хрипом втянул воздух и попытался что-то произнести, но слов было не слышно, лишь кровь текла у него изо рта. Наконец, справившись с собою, он заговорил:
– Один из ваших лучников ранил стрелой моего господина в глаз сразу после того, как мы одолели ваш правый фланг. Хему лежит при смерти, за ним смотрят оставшиеся в живых его собственные стражи… и я…
Кровь снова просочилась у него между зубами и заструилась по губам, голова откинулась. Враг был мертв. Акбар осторожно опустил тело назад на землю. Теперь падишаха окружали лишь собственные телохранители.
– Проследите, чтобы этого человека погребли по обряду согласно его религии, – сказал им Акбар. – Пусть и не в наших рядах, но сражался он храбро.
От осознания того, что это полная победа, широкая улыбка озарила измазанное грязью лицо Акбара. Первое испытание завершилось успехом. Его будущее – будущее империи – будет светлым. В следующих кампаниях он выступит уже завоевателем и сможет расширить границы своей империи.
Акбар видел, что к нему едет Байрам-хан, но когда тот приблизился, стало видно, что хан-и‑ханан не разделяет этого торжества.
– Почему ты вступил в бой, Акбар, когда я сказал тебе, что мы должны оставаться там, откуда можем управлять войском? – начал он без церемоний.
У юноши вытянулось лицо, и он почувствовал, как закипает от гнева. Он падишах, даже если Байрам-хан его регент и главнокомандующий. Как смеет этот человек говорить с ним в таком тоне, омрачать этот момент триумфа в его первой со дня вступления на престол битве? Его дед Бабур в том же возрасте возглавлял армии… Но и забыть, скольким он обязан Байрам-хану, нельзя. Правитель сдержал гнев и сказал только:
– Ты желаешь, чтобы твой падишах в бою холодел от страха, или пусть лучше кровь его вскипает и зовет к оружию?
Байрам-хан от души улыбнулся, лицо его просияло, суровые черты лица смягчились.
– Нет, повелитель, второе лучше.
– Этот командир успел сказать мне перед смертью, что Хему ранен и лежит, укрытый за телами боевых слонов. Давай поищем его.
Между стражниками с мечами наготове Байрам-хан и Акбар шли к трупам слонов. От тела того, чье брюхо было разорвано ядром, уже исходило тяжелое зловоние. Когда Байрам-хан и Акбар проходили мимо другого, слон внезапно зашевелил головой и захлестал хоботом от боли. Рука Акбара привычно потянулась к мечу, но он заметил, что слон бьется в предсмертных муках от большой глубокой раны на шее, над которой уже кружили сине-зеленые мухи.
– Прикончите несчастную животину, – скомандовал он одному из своих телохранителей, – и сделайте то же самое с остальными, что еще не умерли.
Раздав эти приказы, Акбар увидел, что в обломках золоченого слоновьего седла-паланкина недалеко от них какой-то юноша склоняется над небольшой фигурой в гравированной стальной броне, которая, судя по ее великолепию, могла принадлежать только Хему. Мальчик прикладывал запачканную кровью ткань к левой стороне лица раненого, который кричал на него:
– Оставь меня здесь умирать! Я лучше встречу смерть на поле битвы, чем завтра в могольских застенках…
– Взять этого парня, – приказал Байрам-хан.
Сию секунду два высоких стражника шагнули вперед и, схватив его за руки, потянули назад от тела. Когда юношу убрали, Акбар смог лучше рассмотреть раненого. Из левой глазницы у него торчал обломок стрелы, вниз по лицу струилась кровь. Он, должно быть, невыносимо страдал, но выглядел почти невозмутимым, когда Акбар спросил:
– Ты Хему?
– Конечно. Кто же еще?
– Что ты желаешь сказать своему законному падишаху?
– Говорю, что нет у меня законного падишаха и что я бросаю вызов тебе, захватчик-могол… – Хему хотел плюнуть кровью в Акбара, но не сумел.
– Казни его сейчас же, повелитель, – сказал Байрам-хан.
Акбар занес меч, но почему-то медлил рассечь это небольшое, истекающее кровью тело.
– Постой. Мой отец Хумаюн всегда учил меня, что милосердие часто приличествует монарху больше, чем жестокое насилие.
При этих словах Хему попытался подняться с земли и кинуться на Акбара, но двое телохранителей сразу схватили его. С силой, удивительной для такого тщедушного тела – и такого тяжелого ранения, – Хему сопротивлялся и боролся так, что сумел на миг вырваться. Подскочив к Акбару, он завопил:
– Губишь наши земли, все разоряешь!.. Кичишься тем, что ведешь свой род от тирана Тимура, а сам-то хоть знаешь, кто твой отец? Слышал я, люди говорят, отец свою бабу по своим полководцам пустил, чтобы верно служили; что она – шлюха и морда у нее верблюжья, что она любит…
Хему замолк – одним ударом меча Акбар отсек ему голову. Юноша стоял, дрожа от гнева, все лицо его было в брызгах горячей крови. Какое-то время он не мог вымолвить ни слова, но когда, вытерев лицо тканью и вложив меч в ножны, повернулся к Байрам-хану, то вновь обрел голос:
– Ты прав. Никакого милосердия к недостойным. Тело покажите воинам в лагере. Голову отправьте в Дели и насадите на кол – пусть гниет на городской площади в назидание, если кто еще задумает мятеж поднять.
Пока Акбар собирался вместе с Байрам-ханом возвратиться в свой лагерь, подошел Адам-хан. У него была повязка на левой руке, явно раненой, но в остальном военачальник выглядел хорошо. Все же он, казалось, также не разделял ликование Акбара в полной мере, что было бы очень уместно в час триумфа.
– Ты храбро сражался, брат мой. Я лицезрел твои подвиги.
– Я слышал, что и ты пролил вражью кровь, убив главу стражи Хему… Но у меня печальные вести для вас с Байрам-ханом. Тарди-бек мертв.
– Что?.. Как он погиб?
– Когда ты приказал мне подтянуть часть его войск, чтобы это выглядело как отступление, я со своими людьми с боем прорвался к его командному пункту. Добравшись до места, мы еще издалека увидели, что из его стражи живы лишь немногие, а остальные убиты и лежат, распростертые на земле. Сам он сошел с коня и отбивался от людей Хему, окруживших его. Мы бросились ему на помощь и слышали, как один из нападавших предлагал ему сдаться. «Нет! – вскричал тогда Тарди-бек. – Я – человек чести и останусь верен моему падишаху». С этими словами он в последний раз ринулся на своих врагов, и я видел, как ему всадили копье в живот. Тарди-бек лежал на земле, поверженный, и корчился, хватаясь за живот, и тогда один из воинов Хему задрал ему голову и рассек горло ножом, как мясник на бойне.
– Ты пал смертью храбрых, Тарди-бек, брат мой, туган мой… Да упокоится душа твоя в раю, – бормотал Байрам-хан. – Сожалею, что усомнился в тебе.
Они долго стояли в молчании, после чего Акбар обратился к Байрам-хану:
– С Тарди-беком я поступил верно, не наказав и не изгнав его, ведь так? Милосердие к Хему было ошибкой, но помиловать Тарди-бека и позволить ему отстоять свою честь в бою стоило. Ведь прав был отец? Милосердием великому воителю следует вооружаться наравне со строгостью.
– Да, повелитель, – отозвался Байрам-хан, и Акбар увидел, как у главнокомандующего по лицу бежит слеза.