— Аллах, помоги мне! — прохрипел уставший, словно молотобоец Надир, увидев, как обезумевший, ревущий от ярости слон несется прямо на него. Левое ухо несчастного животного было опалено огнем, а на месте глаза виднелась кровоточащая яма. Слон уже не разбирал дороги и несся прямо через строй собственной пехоты, топча ее без разбору. Домик на его спине был пуст и сполз в сторону. Точнее, он был почти пуст… Тело погонщика, пронзенное дротиком, свисало вниз и не падало лишь потому, что зацепилось чем-то из амуниции.
Пехота Чача начала разбегаться, ведь обезумевшее животное неслось прямо по телам воинов, не обращая внимания на копья и стрелы. Слон поднял хобот и затрубил, в ярости оглядывая толпы мечущихся перед ним людишек.
— Пошел ты! — прошептал Надир и взял саблю двумя руками, отбросив в сторону ставший бесполезным щит. — Ты всего лишь взбесившаяся корова. Великий Аллах! Я построю мечеть в Банбхоре! Даруй мне сегодня победу!
То, что произошло дальше, он видел словно со стороны. Слон врезался в ряды его людей, а он сам, с абсолютно холодной головой сделал шаг в сторону и нанес чудовищный по силе удар, отрубив слону хобот. Яркая кровь ударила фонтаном, облив его самого, и ярость слона сменилась жалобным стоном. Несчастное животное опустилось на колени. Оно больше не имело сил бороться. Оно умирало, истекая кровью.
— Ты всего лишь огромная корова! — презрительно сказал Надир, вгоняя в оставшийся целым глаз копье, поднятое с земли. — А я эмир мусульман!
Воины, стоявшие вокруг, заревели, приветствуя его, и сомкнули строй. Осталось совсем немного, надо лишь поднажать. Расстроенные ряды индусов опрокинули и погнали в сторону центра. Туда, где стоял царь. Туда, куда побежали обезумевшие слоны, которые испугались факелов, сжегших их уши и морды. Слоны растоптали собственное войско, это была их главная слабость как боевой силы. Стоит лишь напугать их, и они бегут назад, не разбирая дороги. Воины Азиза ибн Райхана с ревом ворвались в лагерь, где закипела форменная резня. Впрочем, ждать осталось совсем немного, ведь прямо в этот момент в спину конницы Чача ударили отряды индийской знати, которую Надир засыпал серебром и золотом, взятым у казненного брахмана. И это все решило.
Днем позже Надир стоял у ворот самого большого и богатого города в южном Синде и колотил по ним булавой.
— Эй! — орал он на ломаном языке синдхов. — Выходи на переговоры! Даю час подумать! Ваш царь разбит и бежал на север, поджав хвост. Я клянусь Аллахом, что возьму выкуп, и тогда тут не тронут ни один дом, и ни одну бабу. А вот если вы, помесь осла и обезьяны, решите сопротивляться, я возьму ваш город, и тогда живые будут завидовать мертвым!
Он развернулся и пошел назад, в лагерь, который его победоносное войско разбило прямо напротив городских ворот. Шатер Чача, взятый в бою, мебель из шатра Чача и даже танцовщицы, ублажавшие царя Чача в этом злосчастном походе, принадлежали теперь ему. Как и музыканты царя Чача, которые трясущимися пальцами и губами терзали свои инструменты, радуя извлеченными из них звуками нового господина.
— Хочешь, я подарю их тебе, уважаемый тесть, — сказал Надир, показывая на музыкантов.
— Не откажусь, — довольно щурился Азиз, с вожделением поглядывая на полуголые тела девушек, извивающиеся в танце. Он ткнул пальцем. — Подари мне этих! У тебя уже целое стадо танцовщиц!
— Забирай! — махнул рукой Надир. — Куда мне их столько! Их же всех кормить надо.
— Идут! — в шатер сунул голову воин, стоявший на страже. — Из города послы идут. Без оружия и с подарками.
— Это хорошо, — удовлетворенно кивнул Надир. — Я люблю подарки. Особенно когда они не входят в сумму выкупа.
Яркие, кричащие одежды знатных горожан резали глаз непритязательным арабам. Цветные шелка, огромные тюрбаны, на которые ушла целая бездна ткани, ожерелья на шеях и браслеты на руках вызывали лишь брезгливые усмешки у воинов. Женщинам прилично так одеваться! Хотя все признали, что бились индусы неплохо, особенно закованная в железо конница. И если бы не другие индусы, ударившие в спину воинам Чача, один Аллах знает, чем бы закончилась эта битва.
— О, величайший из князей! — раболепно склонились горожане. — Твоя храбрость, отвага и мудрость так велики, что весть о них уже достигла гор Бактрии и берегов Ганга. Все дети Синдху благословляют твое имя. Твоя щедрость…