— Ну, ладно, — нерешительно ответил епископ и повторил, перекатывая на языке слова:
— Какой, однако, интересный размер стиха! — пробурчал он себе под нос. — Надо попробовать. В этом, определенно, что-то есть.
Он совсем уже собрался уходить, но повернулся к князю, который погрузился в чтение бумаг, и спросил.
— Кстати, государь! А как там княжич Берислав поживает? Неужто ты грех на душу возьмешь, и сделаешь очередного недалекого воина из того, кто может украсить своими трудами наш бренный мир?
— Да вроде неплохо у него все, — ответил Самослав, оторвавшись на миг от чтения донесений. — Даже друга себе какого-то нашел. Он ко мне недавно с просьбой одной обратился, так я весь Тайный приказ на уши поставил. Просьба необычная, и исполнить ее весьма непросто оказалось, но не могу же я своему сыну в такой малости отказать. Пусть порадуется мальчишка, ему и так нелегко пришлось.
— Двенадцать! Тринадцать! Четырнадцать! Пятнадцать! Ноги держи ровнее, воин Иржи, иначе в следующий раз не зачту! Снова в наряд пойдешь! Следующий!
Сдал! Он сдал подтягивание! Да быть того не может! Берислав упал на траву, глядя на голубое небо, с которого ему весело подмигивало белоснежное пушистое облачко. Облачко было перистым, слепяще-ярким и видом своим напоминало подушку, набитую нежным гусиным пухом. У него когда-то такая подушка была. Пышная, мягкая, в белоснежной наволочке. Как будто и не с ним это происходило. Словно это сон все. Эх! Облачко улыбалось, радуясь вместе с ним. Радовался вместе с ним и жаворонок, который стрекотал и посвистывал где-то в поле. Радовался дуб, который приветливо махал ему своими ветвями. Радовалась река, свежесть которой принес порыв ветра.
Однако, до чего сегодня день чудесный! Первый раз Берислав за последние два года ощутил прилив невероятного счастья. Такого, когда любишь весь мир! Любишь весь без исключения, даже этого обалдуя Арни, который только что спокойно спрыгнул с перекладины, подняв на ней не по годам массивное тело раз тридцать. Худосочный Берислав раньше из кожи вон лез, чтобы это проклятое подтягивание сдать, да только напрасно все было. Не получалось у него, и все тут! Он уже и бег подтянул, и стрельбу, а вот турник не давался ему никак. Только-только он нагонял норматив, как его тут же ужесточали. Как будто нарочно! Он чуть не плакал от обиды.
— Шестая рота! Встать! Свободное время до второго удара колокола, потом построение и обед! Разойтись!
— А ты молодец! — Арни хлопнул Берислава по плечу. — Нет, ты все равно слабак, конечно, но хоть зачет сдал.
— Ты тоже сдал, — усмехнулся Берислав. — По математике. Забыл? Я вот до сих пор помню, как таблицу умножения учил с тобой.
— Да на кой мне сдалась эта математика! — махнул рукой Арни. — Небось, казначей в легионе не ошибется, когда жалование мне отсчитывать будет.
— А ты разве сотником не хочешь стать? — удивился Берислав. — Ты грамотен, да и многие из наших большие чины получили. Князь по заслугам людей жалует.
У Берислава с Арни сложились на удивление взаимовыгодные отношения. Он его натаскивал по математике, а Арни тащил его на кроссе, причем тащил в прямом смысле. На себе. Берислав, хоть и стал бегать куда лучше, чем раньше, но сравниться с двужильными мальчишками из лесных весей не мог даже близко. Они могли дикого коня загнать.
— Сотником? — задумался Арни. — Да мне сотником ни в жизнь не стать. Я же сирота безродная, как и ты. А тут половина парней из сыновей этих самых сотников, старост и жупанов. Нешто они за своих детей не порадеют? Нет, Иржи, нам с тобой ни хрена в этой жизни не светит, потому как нет на свете справедливости.
— А ты чего хотел бы, если вдруг какой-нибудь волхв мог любое твое желание исполнить? — спросил вдруг Берислав, немного стесняясь греховности своего вопроса. У него было хорошее настроение, и захотелось подурачиться по-детски, помечтать о несбыточном. Только вот разговор сразу же пошел не туда.
— Мамку с батей с того света вернул бы, — глухо ответил вдруг Арни, лицо которого исказила гримаса боли. — И обеих сестер!
Свирепого, злого до драки парня было не узнать. Берислав никогда не видел его таким. Если такое вообще было возможно, то он бы поклялся, что на миг увидел слезу на щеке Арни. Только тот сразу отвернулся, и слезы не стало. Арни сидел, опустив плечи, и молчал, разглядывая кожаные поршни на собственных ногах. Берислав молчал рядом, понимая, что его товарища вот-вот прорвет. Слишком уж долго носил он в себе свое горе.