Узнав об этом, "новорусская" часть прихода, уговорила Отца Антония поговорить с Владыкой об этих деньгах.
В последние дни, перед этим разговором, Владыка чувствовал себя совсем плохо - постоянная боль в левом подреберье не давала сосредоточится. Так что этот разговор о деньгах, был очень некстати. И во время разговора, Владыка сорвался, и стал говорить, что любые мысли о деньгах в его приходе совершенно неуместны.
Отец Антоний, впервые видел Владыку таким невнимательным и раздражённым и не зная о физических немощах Владыки, он обиделся и попросил его отпустить в Россию.
Узнав об этом разговоре старые русские обрадовались и под всеми предлогами стали уговаривать Владыку, не только изгнать неудачника-викария, но и поставить на его место "преданного" Отца Джона.
После размолвки и отзыва Антония, Владыка снова стал искать себе замену среди своих учеников в епархии. И его внимание, вновь привлёк священник, Отец Джон, обладающий незаурядным богословским умом и всячески подчёркивающий свою любовь и уважение к Владыке...
...Скандал, с присланным из метрополии Антонием, разделил приход на две неравные части. Те, кто считал себя элитой прихода и первоучениками Владыки, стали с пренебрежением относиться и отзываться о "понаехавших".
А потом, это пренебрежение стало копиться и превратилось в агрессивное презрение.
В свою очередь, большая часть прихода, в основном русскоязычные прихожане недавно приехавшие в эту страну, стали собираться и обсуждать это презрительное отношение "избранных" к себе...
Долгое время, Владыка не знал об этих трениях, переходящих иногда в открытые перепалки и ссоры.
К тому времени, Владыка стал чувствовать себя всё хуже и хуже. Дыхание стало хриплым и прерывистым. В правой части груди постоянно возникала боль, которая иногда не проходила часами. К тому же Владыка резко похудел и у него усилились боли в суставах.
Всё чаще сосредоточенно вглядываясь в себя, анализируя симптомы болезни, Владыка приходил к выводу, что у него начался воспалительный процесс в лёгких. Он знал также, что это предвестник раковой опухоли. И однажды, уяснив это окончательно, стал готовиться к скорой смерти.
Но приход, воспользовавшись временным отсутствием Владыки, уже бурлил обоюдным негодованием, порождаемым слухами и сплетнями. Нигде, так быстро не распространяются домыслы, как в замкнутых общинах. Всегда среди прихожан найдётся авторитетный сплетник, который и подогревает раздоры.
Владыка, невольно становился объектом преувеличенного внимания со стороны своих старых учеников и возрастающим недоверием среди новых русских.
А Мила Струве, стала сговариваться с Отцом Джоном, в случае смерти Владыки, а лучше ещё при жизни и под его покровительством, уйти под омофор Константинополя...
Наконец, на очередном собрании прихода, за спиной Владыки созрел заговор, о котором объявила его давняя прихожанка и почитательница.
Владыка, присутствовал в этот день на собрании и сидел в президиуме, задумавшись. Но когда Мила стала говорить о том, что приехавшие за последние годы прихожане, должны отделиться и искать себе новую церковь и вызывать новых батюшек из России, Владыка встрепенулся, и стал слушать внимательно.
И не дослушав до конца он, вдруг, с горестным вздохом склонился к столу и потерял сознание...
Владыка Серафим, несмотря на мягкость и доброту в отношениях с прихожанами всегда был не только формальным пастырем, в начале в приходе, а потом и в епархии, но и настоящим лидером, который при случае, мог и наказать, и одёрнуть зазнавшегося прихожанина.
А тут, он, вслушавшись, вдруг начал понимать, что за него уже всё решил актив "старых" прихожан, во главе с кем-то из священников. И понимание этого, уже неуправляемого процесса саморазрушения прихода, внезапно сильно взволновало его, ударило прямо в сердце!
Увидев, что Владыке плохо, собрание прервали, вызвали скорую и Владыку увезли в госпиталь, а после осмотра и консилиума, определили, что ему осталось жить несколько месяцев; процесс в лёгких зашёл слишком далеко.
И так Владыка оказался в хосписе, где под наблюдением врачей стал готовить себя к смерти!
Владыка в хосписе.
К Владыке, в хоспис, зашёл один из его почитателей - прихожан. Он испуганно озирался на белые халаты медсестёр и нянечек, подозрительно принюхивался, словно хотел найти доказательства, что в этом здании и в этом помещении люди умирают заживо и могут сделать это прямо в его присутствии...
Владыка, поздоровавшись, пригласил его сесть за маленький столик в палате, а сам, запахнувшись в халат сел напротив, тяжело дыша и промокая холодный пот со лба, бумажной салфеткой.
Он старался не делать этого громко - у него был постоянный озноб, часто переходящий в жар и потому, он, то не мог согреться даже под толстым одеялом, а то потел и хотел холода и одиночества...
Посетитель, - его звали Илья Иванович, - с тревогой вглядывался в лицо Владыки Серафима, и вздрагивал при малейшем постороннем звуке.
Из дальней палаты, вдруг раздались гортанные крики и потом раздался сумасшедший хохот.
Илья Иванович чуть не вскочил со стула, но Владыка, успокаивая его, улыбнувшись впалым ртом с тёмными, потрескавшимися губами, проговорил: - Тут иногда, люди страдают не сдерживаясь...
Илья Иванович глянул на него с надеждой и немного успокоившись, стал расспрашивать, как Владыке тут живётся. Владыка, не вдаваясь в подробности стал рассказывать, что уход за пациентами хороший, хотя иногда, в самый неподходящий момент бывает шумно - например среди ночи, когда беспокойная пациентка из соседней палаты, начинает буйствовать и звать нянечку электрическим звонком...
- Я почему вас об этом спрашиваю - решился посоветоваться с Митрополитом, Илья Иванович. - Вполне возможно, что мне тоже придётся доживать свои дни в подобном заведении...
Он тяжело вздохнул и продолжил, просящим взглядом посматривая в глаза измождённому Владыке...
- У меня дома неприятности... Меня очень редко посещают моя бывшая жена и наши взрослые дети. А когда приходят, то рассказывают только о себе и никто не спросит меня, как я себя чувствую последнее время...
Илья Иванович надолго замолк, погрузился в воспоминания. Руки его дрожали и непроизвольно шарили по коленям, словно ощупывая ткань брюк и решая какого качества эта материя...
- Они, моя жена и взрослые дети, посещая меня, даже говорят со мной о каких-то пустяках, а сами словно оценивают, как долго я ещё проживу и передам ли им в наследство, то что я успел заработать за всю мою жизнь...
- Мне вдруг становится понятно, что за их формальными вопросами, скрывается очевидное равнодушие к моей судьбе и моим чувствам и мыслям...
- И я, только в последний год с очевидностью понял, что они меня не любят и никогда не любили...
Посетитель, вдруг отвернулся и его плечи стали сотрясать конвульсии еле сдерживаемых рыданий...
- Конечно - продолжил он немного успокоившись, - они долгое время от меня зависели во всем, начиная от денег и заканчивая распоряжениями по нашей квартире...
Не скрою, что я надеялся на их признательность и немного пользовался этим их подчинённым положением. Иногда, эту зависимость, я использовал как рычаг, чтобы заставить их делать, так как я хотел...
Илья Иванович всхлипнул, нервно пошарил, дрожащей рукой по груди, словно хотел расстегнуть тугой ворот рубашки. Потом, вдруг, резко приблизил лицо к Владыке и почти прошептал: