— Пётр Николаевич, и зачем было переться в эдакую глушь? Могли бы и в комфортном здании парламента посовещаться, — поёживаясь под дуновениями колючего ветра, зароптал пышнотелый сосед Врангеля. — А ну, как сейчас дождь ливанёт на наши головы?
— Генерал, русскому воину грех жаловаться на «суровую» парагвайскую зиму, — расправил плечи, одетый в лёгкую чёрную черкеску с серебряными газырями, Врангель. — А за погоду не переживайте. Не знаю, какими уж приборами пользуется господин Ронин, но прогнозы его точны, как аптекарские весы.
— Давно уж следовало приструнить сумасбродного владыку Парагвая, — надувая пухлые щёки, продолжал разжигать угли мятежа обиженный судьбинушкой пехотный генерал.
— Милейший, выполните просьбу — выверните карман галифе, — очень не ласково глянул на бунтаря бывший командующий русской армии.
Окружающие офицеры молча с интересом следили за пикировкой генералов.
— Пожалуйста, — растерянно вывернул подкладку кармана пожилой толстячок, подумав, что его подозревают в какой–то террористической каверзе.
— Пусто, — усмехнувшись, развёл руками Врангель. — А вот из кармана владыки Парагвая высыпалась бы куча золотых казачьих рублей.
Окружающие офицеры засмеялись, поняв намёк Врангеля: «У кого золотая казна, тот и падишах». Ведь без денег парагвайского магната весь эмигрантский лагерь превратится в нищий цыганский табор, у которого передохли все лошади и украли походные кибитки. Да ещё и заклятые политические недруги тут же начнут междоусобный мордобой.
— Гляди–ка, летит! — вскинув руку в небо, указал на жужжащий вдалеке летательный аппарат самый наблюдательный офицер.
Все собравшиеся поспешили приложить бинокли к глазам и принялись следить за полётом диковинной механической стрекозы. Большинство уже привыкло к чудному виду автожиров, на которых рассекали воздух главы казачьего совета, но для недавноприбывших офицеров техническая авиаштуковина с огромным пропеллером на крыше была в новинку.
Автожир резво приблизился и, прямо сходу, приземлился у подножия холма, лишь слегка чиркнув колёсами по траве. След прослеживался длиной менее десятка метров. Лопасти несущего винта, поднимая ветром траву, ещё по инерции сделали ряд оборотов. Передний тянущий автожир винт тоже чуть прокрутился и замер, а с ним умолк и шум двигателя. Корпус машины чуть не дотянулся до деревянной тумбы для оратора.
Сдвинув в сторону дверцу, полностью застеклённой кабины, наружу выбрался Ронин. Скинул с плеч кожаную лётную куртку и предстал в своём обычном облачении: в длинной чёрной рубахе, казацких штанах с красными лампасами, яловых сапогах и чёрной папахе, лихо надетой набекрень. Хрестоматийный облик батюшки Алексея дополнял болтающийся на массивной цепи золотой наперсный крест. Однако по случаю военной коллегии, появились и другие атрибуты: на офицерской портупее слева на поясе висели ножны с коротким японским мечом, вакидзаси, а на правом бедре примостилась деревянная кобура маузера. Инкрустированная серебром рукоять древнего самурайского меча и колющий глаз золотой церковный крест, вкупе с чёрной полурясой и казацким нарядом, производили дикое впечатление.
Приветственные возгласы войсковой атаман услышал только с меньшей части зрительской трибуны: от казаков, анархистов и группки красноармейцев. Другая часть трибун хранила гробовое молчание.
— Ну и кислые же у вас рожи, господа офицеры, — заняв место оратора, рассмеялся атаман парагвайского казачества. — Что, не нравится в кривое зеркало смотреться? А вы думаете, мне взирать на ваш пёстрый балаган приятно? Для полной красоты картины среди ваших рядов только вида жёлтого азиатского халата барона Унгерна не достаёт.
Алексей сбросил улыбку, нахмурил брови и суровым взглядом медленно провёл с одного края трибуны до другого. Взору предстали: красноармейцы в будёновках с красными звёздами и гимнастёрках с синими околышами на груди, разодетые кто во что горазд анархистские атаманы, казаки в форме различных землячеств, морские офицеры в чёрных и белых кителях с блестючими пуговицами, сухопутные офицеры всех родов войск, с золочёными погонами и аксельбантами.