Выбрать главу

Симму задели его слова. Она приняла речь демона как вызов и проговорила:

— Ты пришел по зову этого зеленого камня. Он привел тебя сюда. Но скажи мне, как призвать Владыку Ночи, Азрарна Прекрасного, твоего господина, одного из Владык Тьмы?

Она назвала несколько имен с уважением и внезапно нахлынувшим обожанием, перешедшим к ней от воспитывавших ее демонесс. Эшва отпрянул от девушки.

«Ты раскаешься в этом…» — только и сказали его глаза.

Симму рассмеялась.

— Азрарн, — громко повторила она. — Азрарн, князь демонов… Его что, нельзя вызвать?

Эшва вновь вздрогнул. В его мозгу возникла картина, которую увидела и Симму. Его можно было призвать, заиграв в серебряную свирель, сделанную самим Азрарном, но и то не всегда. А если Владыка Ночи придет — берегись. Глаза эшвы смеялись, но в глубине их затаился ужас.

На мгновение Симму охватила гордость, но она тут же поняла, что обманывает себя. Зайрем ждал от нее чудес, проявления ее силы, равной силам низших демонов.

— Послушай, милый, — ласково заговорила Симму, — найди мне Азрарна. Скажи, что его ждут, преклонив колени. Уговори его.

Эшва улыбнулся, и девушка прочла в его улыбке:

«Я не твой слуга, смертная».

Симму ударила по камню на своей груди. Теперь и она заговорила без слов: «Этот камень создали дрины. Думаю, с ними договорюсь. Я смогу переманить их на свою сторону, и они приползут к Азрарну на животах… Увидишь, Азрарн накажет тебя за то, что ты ничего не сказал ему о Зайреме, который готов преклониться перед ним».

Эшва опустил глаза. Он странно задрожал и, не ответив, растаял в ночи.

Когда из-за черной завесы ночи появился Зайрем, Симму встретила его словами:

— Возможно, тот, кого мы ищем, придет сюда.

— Кто? — спросил Зайрем. Его лицо побелело. Даже прекрасные глаза посветлели. Весь мир перевернулся с ног на голову: невозможное смешалось с реальностью, огонь — с водой. Он притянул женщину к себе и забылся в ее объятиях, пусть таких же зыбких и непрочных, как окружающий мир. И поэтому у него не было причин оставаться в этом мире.

Они лежали рядом, после любовного танца, и ждали.

Ночь принесла с собой прохладу. Волны озера лениво лизали песок. Звенели плоды на деревьях. Но вот темнота стала рассеиваться. Влюбленные зашевелились, прильнули друг к другу, ненадолго погрузившись в пучину плотских утех, и, вновь вынырнув в мир реальный, замерли в ожидании.

Пришли второй день и третья ночь. Отыскав куст с лиловыми ягодами, любовники утолили голод. Наступил холодный вечер. Пришлось развести костер, и пламя его казалось зеленым. Неподалеку бежал ручеек, Зайрем и Симму пили из него, словно олени, томимые жаждой. Им все время хотелось быть вместе, ибо страсть оказалась для них новым чувством и стала всем, что они имели. Они постепенно превращались в двух голодных животных, без конца совокупляющихся. Им казалось, что они уже целую вечность провели на этом берегу и проведут еще столько же, ожидая пришествия, придуманного ими самими, чего-то, что никогда не случится.

На четвертую ночь Симму освободилась от объятий юноши и подошла к мерцающему костру. Она легче, чем Зайрем, теряла и находила, почти всегда действуя стихийно. Усевшись на камень рядом с языками пламени, напоминавшими кошачьи глаза, она бросила в огонь гемму эшв. Ни единая вещь, вышедшая из Подземного Мира, не могла быть уничтожена на земле так, чтобы об этом не узнали демоны. Симму оскалилась, словно волчица, наблюдая, как зеленый камень чернеет в изумрудном пламени костра.

К утру костер прогорел, а камень по-прежнему остался зеленым.

Зайрем все это время сидел на берегу соленого озера, глядя на мерцание ленивых вод. Он пытался разглядеть рыбу там, где ее никогда не было, и чувствовал себя опустошенным, досыта наевшимся собственным унынием. Либо демонов не существовало, либо они не желали общаться с людьми.

Солнце садилось. Одинокая птица парила в небе, изредка взмахивая крыльями, купаясь в вечерней заре. Озеро потускнело и теперь мерцало, словно розовое зеркало.

Симму, скорчившись, сидела у костра, а Зайрем продолжал вглядываться в воду. Неожиданно они услышали тихое похрустывание угольно-черного песка. Оба вскочили и замерли. На западе среди теней возник чей-то силуэт и, покачиваясь, направился к ним. Но это был совсем не тот, кого они ждали.

Вдоль берега медленно брел сгорбленный старик. Его бесформенное черное одеяние развевалось на ветру, железная проволока стянула длинные волосы в пучок на затылке.

Старик подошел сначала к Зайрему. Лицо незнакомца напоминало опаленную огнем потрескавшуюся скалу, а глаза показались юноше старыми и безумными.

— Черные земляные крабы, — прошипел старик. Голос его оказался властным и сковывающим. — Я ищу черных крабов, которые приползают сюда размножаться.

Зайрем, отупевший от страха и долгого бесплодного ожидания, молчал.

Старик сделал рукой странное грациозное движение.

— Кем ты меня считаешь? Может быть, сумасшедшим?

Юноша оглядел незнакомца, а потом произнес:

— Ничего нет в этом соленом озере…

— Выходит, ты считаешь меня сумасшедшим, — повторил старик. Его голос то повышался, то понижался, напоминая жуткую и невозможную музыку. — Однако я не такой сумасшедший, как те, кто пришел сюда в надежде вызвать Владыку Ночи.

Зайрем схватил старика за плечо. Но от прикосновения к нему словно искры посыпались из-под ладони юноши.

— Значит, ты маг? — сказал юноша.

— Даже могущественные маги трепещут лишь от одного упоминания имени Азрарна.

Зайрем отвернулся. Он несколько раз оглянулся, пытаясь различить что-то в тумане. Старик отправился туда, где горел зеленый огонь. Рядом стояла Симму, в крестьянских лохмотьях, и разглядывала его. Как только старик приблизился, Симму взмахнула руками — словно распахнула перед ним ворота.

Подойдя к костру, старик неожиданно плюнул в огонь. Голубые язычки пламени взметнулись вверх. Симму упала на колени — не понимая почему. У нее потемнело в глазах, когда она заметила сумасшедший огонь во взгляде старика. Но его огонь не показался Симму безумным. Она почувствовала лишь непостижимую всепроникающую глубину, внушающую благоговейный страх своей бесконечностью.

— Ты танцевала ночью, — произнес маг. — Я видел твой танец. Я еще много чего заметил. На севере скончался толстый жрец Беяш. Он упал с лестницы и зашибся насмерть. Я смотрю, это совсем не радует тебя, моя крошка, с твоей-то ненавистью к Смерти и твоим нежеланием даже врагов отдавать под ее опеку.

Симму задрожала. Она не смела взглянуть на мага. Не видела, как он бросил взгляд через плечо, и Зайрем обернулся, словно его позвали, и вернулся к костру.

— Если ты маг, — сказал юноша, — то научи меня, как вызвать князя демонов.

— Вызвать? — переспросил старик. — Его ты не вызовешь. И обращаться к нему тоже не станешь, если только ты в своем уме. Зачем тебе подвергать себя такой опасности? Может, тебе сказали, что вызвавший его может попросить о какой-нибудь услуге? Сказки не обязательно правдивы.

— Я хочу служить ему.

— Служить ему? Думаешь, ему нужен слуга-человек? Думаешь, ему мало демонов? Тебя обманули, Зайрем. Ты не слуга Тьмы.

Лицо юноши побелело.

— Теперь уже поздно говорить об этом, — выдохнул он. — Я зашел слишком далеко.

— Послушай, — прошептал старик, и голос его пел, словно заклиная. — Послушай, — пел старик, и ночь повиновалась ему. Его слушали деревья, земля и воды озера. Зайрем тоже слушал, опустившись на землю возле костра. И тогда старый маг рассказал юноше его историю. Он не утаил ничего — ни шепот среди шатров, ни тревоги матери Зайрема, ни крадущейся поступи женщины-ведьмы — казалось, он видел все это своими глазами. Он поведал о той ночи, когда облако отнесло мать с ребенком в сад с зеленым песком, об огненном колодце и о том, как купали в нем мальчика. Старик назвал и цену абсолютных доспехов Зайрема. Но дело в том, что, сжигая слабость смертного, огонь сжег удачу и счастье сына короля кочевников. Таков древний закон богов. Он старше, чем само время. Люди не должны иметь слишком много. Восторг и неуязвимость тоже входили сюда. Вину придает вкус опасение, что чашу могут украсть. А поскольку чаша Зайрема оказалась в безопасности, его долей стало безрадостное существование. — Вот какова цена, — сказал маг, — и даже демоны не заплатили бы ее. Не силы Тьмы виновны в том, что ты несчастлив, а свет огня.