— Что те кролики хорьку,— сказал Сканлэн.— Но, ей-бо, эт’ наша заморочка, не ихняя. Зубастого дразнить— так эт’ мы, а отдуваться — так эт’ вы, дяденьки, вы нас уже разок спасли,— не-е, по мне, нам так не личит.
— Что вы предлагаете? — живо спросил я; жаргон жаргоном, легкомыслие легкомыслием, но за всем этим я чувствовал в Сканлэне практическую одаренность современного человека, который сам себе пробивает дорогу.
— Ни бум-бум,— сказал он.— Только, лопнуть, он зря решил, что к нему не подступись. Года силенку жрут, а он тот еще перечник, если треп шел без понта.
— Вы думаете, мы могли бы вступить в схватку с ним?
— Витанье в облаках! — резко вмешался доктор.
Сканлэн полез в свой рундучок. И обернулся к нам с шестизарядным револьвером в руке.
— А эт’ на что? — сказал он.— Надыбал, когда потопшую лайбу шмонали. Еще подумал: вдруг, как найду. И дюжина орешков в заначке. Просадить ему дюжину дыр — из его прилично колдовства тю-тю. Босподи! Что эт’?
Револьвер с лязгом упал на пол, а Сканлэн, скорчившись от боли, схватился левой рукой за правый локоть. Острая судорога свела ему правое предплечье, мы попытались помочь ему, но мускулы вздуло узлами, как корни дерева. Бедняга облился смертным потом. Вконец перепуганного и обессилевшего, мы уложили его в постель.
— Кранты,— сказал он.— Вырубило меня. Спасибо, так чуток полегчей. Вильям Сканлэн — нокаут. Проучен. С пушкой на него, на собаку, не ходи, не гоношись. И не заступай дороги.
— Да, вас проучили,— сказал Маракот.— И жестоко проучили.
— Думаете, нам швах?
— А что делать, если он, судя по всему, заранее предвидит каждое слово и поступок? И все же не будем отчаиваться.
Доктор посидел, подумал.
— По-моему, вам, Сканлэн, некоторое время лучше бы полежать,— сказал он.— У вас шоковое состояние, это пройдет, но не так вдруг.
— Дойдет до дела, так рассчитывайте на меня, ставлю, мы его уделаем,— храбро сказал наш товарищ, но по его бледному лицу и дрожащим членам видно было, каково ему приходится.
— В том смысле, в каком вы думаете, до дела не дойдет. Но мы теперь, по крайней мере, знаем, с какого конца не следует подступаться. Всякое насилие бесполезно. Надо браться на ином уровне — на духовном. Останьтесь здесь, Хэдли. Я пойду к себе, в свою келью, так сказать. У меня такое чувство, что в одиночестве несколько легче будет представить себе, что нам делать.
Как Сканлэн, так и я уже научились безоговорочно доверяться Маракоту. Если есть на свете ум, способный разрешить Наши затруднения, то это, безусловно, его ум. И все же мы чувствовали себя в положении, где все человеческие возможности исчерпаны. Мы были беспомощны, как дети, перед лицом сил, которых не понять и не укротить. Сканлэн, постанывая, прикорнул. А я, сидя рядом с ним, помышлял не столько о способах избавления, сколько о том, какой вид примет вражеское вторжение и когда оно последует. И мне представлялось, как расседается над нами прочная кровля, стены вдавливает внутрь и непроглядные воды пучины обрушиваются на тех, кто так долго бросал им вызов.
И вдруг снова ударил большой гонг. От резких звуков содрогнулся каждый нерв. Нет, это не был обычный призыв, оглашавший старинный дворец. Тревожный, беспорядочный, сбивчивый звон звучал, как набат. Все и немедля должны явиться. Звон грозил, звон настаивал. «Сюда! Скорее сюда! Бросьте все, скорее сюда!» — взывал гонг.
— Слышь, начальник, нам надо к им,— сказал Сканлэн.— В натуре, бенц пошел.
— Да мы-то что поделаем?
— Может, глядя на нас, им легчей. Пусть не думают, что мы их подставили, а сами отсиживаемся. Где док?
— У себя. Вы правы, Сканлэн. Нам надо быть вместе со всеми,— пусть видят, что мы готовы разделить их судьбу.
— А и жмутся к нам зайчики-то. Может, они знают больше, но мы пожестче на излом. По-мойму, они — лапки кверху, осталось только нас взять за эти самые. Раз так, раз потоп, пускай и я потопну.
Но первое же наше движение к двери было остановлено самым непредвиденным образом. Перед нами предстал доктор Маракот. Но впрямь ли это был тот самый, известный нам доктор Маракот — этот уверенный в себе муж, каждая черточка лица которого дышала силой и решимостью? Мирный ученый исчез без следа — перед нами был сверхчеловек, великий вождь, всемогущий дух, способный по своему желанию придать человечеству новый вид.
— Да, друзья, наш час настал. Все может кончиться хорошо. Но поспешим, чтобы не оказалось слишком поздно. Я все объясню вам потом, если «потом» существует для нас. Да-да, мы идем.