Макс предпочел не спорить и вошел в дом. Отсутствие Ирины и родителей усиливало ощущение, что они вторглись в чужое жилище. Это чувство преследовало мальчика с самого первого дня. Когда Макс поднимался по лестнице в свою спальню, его неожиданно осенило, что противный кот Ирины уже давно не попадался ему на глаза. Пропажу кота он не считал большой потерей, а потому не придал этому факту большого значения, тотчас забыв о нем.
Верная слову, Алисия долго на кухне не задержалась, сделав лишь самое необходимое. Она нарезала ржаной хлеб ломтями, намазала их маслом и джемом и налила два стакана молока.
Выражение лица Макса, когда он увидел на подносе так называемый ужин, было весьма красноречивым.
— Ни слова, — предупредила Алисия. — Я создана не для того, чтобы похоронить себя на кухне.
— Не зарекайся, — откликнулся он. Ему все равно не очень хотелось есть.
Дети тихо поужинали, с минуты на минуту ожидая звонка из больницы. Телефон молчал.
— Может, родители звонили раньше, когда мы были на маяке, — предположил Макс.
— Может быть, — пробормотала Алисия.
У сестры был встревоженный вид.
— Если бы что-то случилось, — выдвинул довод Макс, — они обязательно перезвонили бы. Все будет хорошо.
Алисия неуверенно улыбнулась, убедив Макса, что он действительно обладает врожденным даром успокаивать других с помощью аргументов, в которые сам не верил.
— Ну конечно, — согласилась с ним сестра. — Я собираюсь ложиться спать. А ты?
Он допил молоко и кивнул в сторону кухни.
— Скоро лягу, но сначала еще что-нибудь съем. Я голоден, — солгал он.
Услышав, как захлопнулась дверь в комнату Алисии, Макс поставил пустой стакан и отправился в гараж за фильмами из коллекции Якоба Флейшмана.
Мальчик повернул ручку выключателя проектора, и в луче света на стене выступило смазанное изображение, напоминавшее россыпь каких-то символов. Постепенно картинка обрела четкость, и Макс понял, что непонятные символы — это цифры, расположенные по кругу. Он смотрел на циферблат часов. Стрелки часов застыли неподвижно, отбрасывая заметную тень на циферблат, что позволяло предположить, будто съемка велась на ярком солнце или под мощным прожектором. Часы оставались в кадре, пока не ожили стрелки. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее стрелки пошли вспять. Камера отодвинулась, предоставляя зрителю возможность убедиться, что луковица часов висит на цепочке. Камера удалилась еще примерно на метр, показывая, что цепочку держит белая рука. Кисть руки принадлежала статуе.
Макс тотчас узнал сад скульптур, уже появлявшийся в том фильме Якоба Флейшмана, который они смотрели несколько дней назад всей семьей. И статуи снова стояли не так, как запомнилось Максу. Камера опять дала полный обзор изваяний, плавно скользя по кругу, как и в первом фильме. Каждые два метра она задерживалась на лице очередной скульптуры. Макс дотошно изучал застывшие черты цирковых персонажей, членов преступной труппы. Разыгравшееся воображение рисовало картины их гибели в кромешной темноте трюма «Орфея», куда хлынула ледяная вода, отнявшая шансы на спасение.
Наконец камера неторопливо приблизилась к центральной скульптуре, венчавшей центр шестиконечной звезды. Клоун. Доктор Каин. Владыка Тумана. Рядом, у его ног, Макс различил неподвижную фигурку кота, вытянувшего вперед когтистую лапу. Макс, не видевший никакого кота во время своего посещения сада скульптур, готов был поспорить на что угодно: тревожное сходство каменного животного с котом, которого Ирина подобрала на станции, отнюдь не случайно. Выяснилось, что очень легко поверить в историю старого смотрителя маяка, рассказанную нынче днем, если смотреть на эти изображения под аккомпанемент дождя, барабанившего в окна, и громыхание грозы, удалявшейся в глубь материка. Факта существования зловещих фигур оказывалось достаточно, чтобы заглушить любые сомнения и голос разума.
Камера подплыла почти вплотную к лицу клоуна, застыв на расстоянии около полуметра от него, и задержалась в таком положении на несколько мгновений. Макс покосился на бобину с пленкой и убедился, что досмотреть осталось метра два — фильм заканчивался. Движение на экране вновь привлекло внимание мальчика. Выражение каменного лица неуловимо менялось. Макс вскочил и шагнул к стене, куда проецировалось изображение. Зрачки глаз каменного изваяния расширились, губы медленно изогнулись, сложившись в жестокую усмешку, обнажившую сплошной ряд длинных и острых, как у волка, зубов. У Макса перехватило дыхание.